Колокола (пер.Врангель)

Уже наступила ночь; ночь темная, холодная, пронизывающая, когда она, прижимая къ себ маленькое, блдненькое существо, чтобы хоть немножко согрть его, подошла къ дверямъ того зданія, гд она думала что у нее есть домъ. Она была такъ слаба, голова ея такъ отяжелла, что она не замтила человка, стоявшаго на порог, пока не подошла совсмъ близко, намреваясь войти въ дверь. Только тогда узнала она въ немъ хозяина дома, вставшаго такимъ образомъ чтобы загородить всякій проходъ въ домъ. Благодаря, его толщин, ему это не было трудно.

— А, — прошепталъ онъ, — наконецъ то вы вернулись!

Мэгъ взглянула на ребенка и утвердительно тряхнула головою.

— Что же, вы думаете, что вы не достаточно прожили здсь не платя за квартиру? И не слишкомъ ли долго удостаиваете вы эту лавку быть ея даровой покупательницей? — сказалъ мистеръ Тугби.

Взглянувъ на ребенка, Мэгъ какъ бы вновь молча молила его о милосердіи.

— Предположимъ, что вы сдлаете попытку устроиться такимъ самымъ образомъ гд нибудь въ другомъ мст? Предположимъ, что вы бы пріискали себ квартиру у другого хозяина? Не думаете ли вы, что нчто подобное могло бы вамъ удаться?

Мэгъ отвчала ему тихимъ голосомъ, что теперь поздно… завтра…

— Теперь мн ясно, чего вы хотите и каковы ваши намренія. Вы знаете, что въ этомъ дом изъ за васъ существуютъ два враждебныхъ лагеря и вамъ, видимо, составляетъ удовольствіе натравливать ихъ другъ на друга. Я не желаю ссоръ и говорю тихо, чтобы избгнуть всякихъ столкновеній; но, если вы не оставите моего дома, то я заговорю обычнымъ мн голосомъ, а онъ достаточно звученъ, чтобы вы хорошо услышали вс т непріятныя вещи, которыя я желаю вамъ сказать и поняли ихъ значеніе. Но, тмъ не мене, я твердо ршилъ не дать вамъ переступить боле порога моего дома.

Невольнымъ движеніемъ откинула она рукою волосы назадъ вскинула глаза къ небу. Ея взглядъ потонулъ во мрак.

— Кончается послдняя ночь этого года и я не могу ради васъ или ради кого бы то ни было, — сказалъ Тугби, этотъ настоящій отецъ и другъ бдныхъ — переносить въ новый годъ старые счеты и поводы къ старымъ непріятностямъ, ссорамъ и несогласіямъ, имвшимъ мсто въ истекающемъ году. Я удивляюсь, что вамъ самой не стыдно обременять новый годъ этою старою недоимкою. Если вы на этомъ свт не способны ни къ чему другому, какъ только вчно отчаяваться и сять вражду между людьми, то вамъ было бы лучше покинуть его. Убирайтесь!

— Слдуй за ней до полнаго отчаянія!

Старикъ вновь услышалъ голоса. Поднявъ глаза, онъ увидлъ витающихъ въ воздух призраковъ, указывающихъ пальцами путь, по которому шла она, окруженная безпросвтною тьмою.

— Она любитъ его! — воскликнулъ съ мольбою и ужасомъ Тоби, обращаясь къ небу, какъ бы ища спасеніе дочери. — Дорогіе колокола, вдь она же попрежнему любитъ его! Не такъ ли?

— Слдуй за нею! — и тни скользили, какъ облака, спускаясь до земли, по которой она шла. Онъ приблизился къ ней, не отходилъ отъ нея, не спускалъ съ нея глазъ. Въ глазахъ ея онъ прочелъ то же дикое и ужасное выраженіе, какъ и тогда, переплетенное съ выраженіемъ безконечной любви, горвшее такимъ яркимъ блескомъ. Онъ слышалъ, какъ она все чаще и чаще повторяла:

— Совсмъ какъ Лиліанъ! Совсмъ такая, чтобы кончить, какъ кончила Лиліанъ!.. — и она удваивала свой и безъ того быстрый шагъ.

— О, неужели же нтъ ничего, что могло бы заставить ее придти въ себя? Нтъ ни единаго предмета, ни единаго звука, ни единаго запаха, способнаго пробудить въ этой охваченной пламенемъ голов, нжныя воспоминанія? Неужели нтъ ни единаго облика прошлаго, который, воскреснувъ въ ея памяти, всталъ бы передъ нею?

— Я былъ отцомъ ея! Я былъ ея отцомъ! — восклицалъ въ отчаяніи старикъ, простирая свои дрожащія руки къ туманнымъ призракамъ, витавшимъ надъ ея головою. — Сжальтесь надъ него и надо мною! Куда идетъ она? Остановите ее! Я былъ ея отцомъ!

Но тни лишь продолжали указывать пальцемъ путь, по которому она стремительно шла, и говорили:

— До полнаго отчаянія! Прими это испытаніе отъ самаго дорогого твоему сердцу существа!

Сотни голосовъ, какъ эхо, повторяли эти слова. Весь воздухъ казалось, былъ наполненъ вздохами; каждый разъ, какъ раздавались эти слова, Тоби чувствовалъ, какъ что то безконечно тяжелое и мучительное все сильне, все глубже проникало въ его душу.

Мэгъ продолжала ускорять свой шагъ, съ тмъ же блескомъ въ глазахъ, съ тми же словами на устахъ:

— Совсмъ какъ Лиліанъ!.. чтобы кончить такъ же, какъ Лиліанъ!..

Вдругъ она остановилась.

— О, верните ее! — вскрикнулъ старикъ и сталъ рвать свои сдые волосы. — Мэгъ!.. Мое возлюбленное дитя!.. Верните же ее! Великій Боже! Верни ее!