Читаем Колокола весны полностью

— Ну горюха… половой демократ…[157] Как тебя, стукнутый, и усахарить? Мне не дал закинуть в топку — ладно. Но ты, агрессор, хоть бы о ней подумал. Для журналистки командировка не только работа, но и курорт! А она вернётся с курорта злая, не отдохнувшая и никому не давшая! Каково? Да она со стыда сгорит и совесть загрызёт её одним зубом… Не долечила тебя жизнюка… Не обкатала, не угладила, как голыш… С чего ершиться надумал? Смотри мне… Кошка за свою ласку на подушках спит. А собака за своё рявканье в конуре да на цепи сидит и не во всякий день сыта. Усёк, толстодум?

— Усёк, усёк!

— А я не верю, что усёк. Кому усекать-то? У тебя ж все из дому разбежались! Это ж надо выворотить… Покойник живого спас! От че-го-о?!

— Хотя бы от той же кобры… До чего опасная… Один грамм высушенного яда кобры может убить сто сорок собак!

— Примерещится ж дяде… Да откуда в Двориках взяться кобрам?!

— Из Монголии? — полувопросом ответил Валерка.

— Из какой ещё Монголии? К твоему сведению, в какой Монголии кобры водятся?

Валерка безразлично повёл плечом, поднял с земли велосипед.

Подумал вслух:

— Съезжу в хомутку[158] скажу, чтоб забрали грузина…

— Слушай, Ямщичок, — вкрадчиво затоковал Гордей. — Ну… Глаза у тебя по ложке, а ситуацию не видишь ни крошки. Всю панихиду, кулёк, испакостишь! Ну что тебе стоит, недоскрёб твою мать? Переиграй с коньячишком! На что он утопленнику? Утопленник сверх всякой меры своё уже выкушал. Гарантирую, больше и грамма не примет… Позволь оприходовать? — указал на призрачно маячившую над водой бутылку. — Ну, Ямщичок, по плавникам да в баню?

— Мда-а… Ты с живого сдерёшь последнее… Ёшкин кот! Неужели и покойника не посовестишься?

— Гм, — холодея лицом, надвое ответил Гордей. — Дорога ложка к обеду, а после обеда её хоть и не будь.

— Ёшкин кот! Неужели сплаваешь цапнешь? Да это так… Всё равно… Как с могилы украсть цветок… яблоко… Это так низко!

— Низко… высоко… Не знаю, не мерил, — глухо пробормотал Гордей в спину Валерке.

— Валерий! — позвала Раиса. — Куда же вы? А интервью?

— Никаких ин… Что я вам расскажу? Про чужую землю? Про чужой значок?

— Но как же вот так?.. Сумерки… Ехать в народ со связанными руками… Остановитесь! Дайте я вам хоть развяжу руки!

Валерка помотал головой; съехал с дамбы на узкую гнутую тропинку и тут же пропал за поворотом, за первыми домами: по кривой дороге вперёд не видать.


На пустынном сумеречном берегу никого не осталось кроме Раисы и Гордея.

Между ними ныло тягостное молчание.

Раиса недоумевала, отчего всё так нелепо повернулось. И в том она единственно винила Гордея.

Гордею же не понравилось в Раисе то особенное участие, которое плесканулось из неё на Валерку.

— Хэх! — с ревнивой обидой сушил голову Гордей. — Поехал на мясотрясе с завязанными руками! Да он всю жизнь отжил со связанной волей, со связанной душой. Он у нас иэсэсовец…

— Эсэсовец?

— И-и!.. Иэсэсовец! Есть ИВОВ. А это ИСС. То инвалид Великой Отечественной войны. А это — инвалид советской


системы…[159] Инвалид… Война тело изурочила. А система — и душу и все извилины мёртво спрямила на свой ранжир. Нет Человека… А то, что от него осталось… Хочешь ноги вытирай, хочешь — засылай строить светленькое будущее где угодно, в любой точке мира хоть для отдельно взятого папуасика. Только голодно крикнет «Щас!», штаны на верёвочке поддёрнет и побежит строить.

— Ойко! Что за чушь вы катите? Да вы переспали на солнце! Перегрелись!

— Он у нас ве-ли-ко-му-у-у-у-у-че-ник… Развяжи кто ему крылья — из него выскочил бы новый Ломоносов! Да кто развяжет? Система? Она мастерица лишь завязы-вать… Кто лучше него знает, где ему жмёт? Кто лучше него знает его узелки? И никто, ни-кто их за него не развяжет… Не сможет… А если б я лично мог… стал бы развязывать?.. Не знаю… Надо же! Заставил-таки этот пирожок ни с чем искупаться меня сегодня!

С низкого берега Гордей картинно пощупал ногой воду, поморщился и — не в охотку, да нужда! — бросился к бутылке с потухлыми в лиловых сумерках пятью звёздочками.

Несколько мгновений Раиса в оцепенении следила, как крепкорукий Гордей, с ленивой весёлостью напевая вполголоса:

— Ехал чижик в лодочке

В капитанском чине,

Не выпить ли водочки

По этой причине, -

метровыми сажёнками ломил к тем невидимым, призрачным звёздочкам.

А потом будто очнулась, стремительно пошла прочь.

К селу.


В Синих Двориках уже зажигали чистые, воскресные огни.

Послесловие

Вконец рассорился я со своей судьбой.

И что? Не бросила меня, идёт со мной.

В.Сысоев

Все положительные сдвиги

До нас доходят в виде фиги.

В.ОвсянниковО нет, не может клоун суетливыйС лиловой нарисованной улыбкойБыть грозным укротителем медведя!И выключил я глупый телевизор,Где снова угрожал Москве Обама.Юрий Поляков

Через толщу лет случай снова привёл меня к моему герою.

Вечерело.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне