Колокольные дворяне

День жаркий, дорога петляла между деревьями, и минут через пятнадцать мы оказались у железных, слегка покосившихся, грубо выкрашенных синей краской ворот, которые открыла нам небольшого росточка женщина в черном платке. Скороговоркой тут же принялась исторические и хозяйственные подробности разъяснять, провожая к монастырскому храму – там вам больше расскажут! И тараторила по пути: да, у нас тесное хозяйство, сами за порядком следим, сами готовим. Чудотворная икона Абалакской Божьей Матери вначале здесь находилась, потом ее от нас увезли. Будто бы икона силу потеряла, иконы ведь подвержены изменениям, есть период активности, есть потеря энергетических потоков, Божий дух покидает изображение.

Виталик плелся позади, потом уселся на лавочку – монастырская территория старательно вычищена, неказистые строения перемежаются с новыми постройками, дорожки заасфальтированы, изогнуты спинки парковых скамеек, выкрашенных в желтый цвет, растянувшихся по одной линии вдоль детского приюта с нежно зеленеющей кровельной крышей, основательное, красного кирпича здание – массивная центральная часть, продолжающаяся вытянутыми крылами пониже, широко раскинутыми в обе стороны. Прибежище для сирых и покинутых выглядело вполне современной гостиницей с хорошей отделкой.

Видно, что строили и реставрировали помещения разные организации и в разное время, с миру по нитке. Но в целом – ухоженная обитель, тихая гавань, где мир и покой. Скромный чистенький храм, стареющая монашка отмахнулась от моих вопросов:

– Вот открытки покупайте, в них история монастыря изложена.

– Да мне бы с монахинями поговорить.

– Поговорить? А что с ними разговаривать? Мы без разрешения игуменьи… Нет, я не могу ничего рассказать. А что вы хотите знать?

Я не успела ответить – из двери, почти вросшей в землю и скрытой деревьями, как раз напротив входа в церковные помещения, вышли две монахини, постарше и помоложе.

Уселись на заменяющий скамейку простой выструганный кусок доски на подпорках, и молчат. Та, что постарше, – молчит насуплено, сердито, а та, что помоложе, – улыбается мне одними глазами. Круглоликая, в платках двух цветов – сером темном и сером светлом, оба затейливо повязаны вокруг головы. На ней серая же свободная рубаха из домотканого полотна, черный войлочный жилет и широкая, с фалдами понизу, длинная юбка в пол. Я невольно отмечаю, что девушка хороша собой и грубое одеяние ее не портит.

Насупленная монахиня поднимается и коротко объявляет: «Маргарита вам все расскажет. Она умница и любит поговорить. Осведомлена. А я к себе пойду, дела у меня», – и просеменила мимо почти неслышно, за дверью исчезла вмиг.

Девушка смешлива, у нее маленькие нос и рот, ясные чистые глаза. Тоже серого цвета, как странно. Я пытаюсь определить, сколько ей лет (на вид 26–29), она совершенно не смущена, держится на удивление естественно и просто. Не сплетничает, а именно говорит со мной. С человеком, возникшим откуда-то из-за крепких ворот, ничего о монастыре не знающим, пребывающим в глубоком недоумении – как здесь живут люди, чем заняты.

Я стою – и Маргарита тоже встает, мы разговариваем долго, и почему-то так естественно говорить здесь, стоя почти у самых дверей храма. Чуть поодаль, в тени раскидистой липы.

Маргарита на редкость словоохотлива, с готовностью рассказывает мне обо всем подряд. Почти без пауз.

– Вначале, от 1654 года история, был мужской монастырь, потом его расформировали, и теперь женский, называется Иоанно-Введенский. То есть мужской монастырь разорился и здесь было очень глухое место, оторванное от всего. С тех пор еще одна церковь построена в честь Божьей Матери, это здание под крышей, видите? А внутри храм, его отреставрировали, и там икона чудотворная, копия знаменитой Абалакской. У икон ведь биографии, как у людей.

150–200 сестер, это очень много и по тем временам, большое хозяйство, много скотины, коровы, лошади, все-все было. Иконы они писали, вышивали, вели натуральное хозяйство. И школа мальчиков, сюда изо всех деревень приезжали. Сейчас у нас приют для девочек, они на лето уехали, там пусто.

– А куда уехали?

– Кто-то в летний лагерь для детей, а в основном – к родителям. У них есть родители, но, знаете, бывают обстоятельства, бывает, какая-то ситуация случается. Потом ситуация разрешается – их забирают. И еще тут была школа для девиц духовного сана, не знаю, что это значило в то время, учились там дети священников, наверное. Потом перенесли и то и другое учреждение в Тобольскую епархию.

Я не учила историю монастыря специально, но по рассказам составила картину. Позже точней расскажу. Когда выучу. Редко бывают у нас такие, как вы, с вопросами. В основном посмотрят со стороны, прогуляются – и уезжают. Но я знаю, что во время революции наши сестры помогали Царской Семье.

– И здесь Марфа Ужинцева царские драгоценности от большевиков скрывала?

– Да, здесь. Наши сестры просто помогали. Марфа – сестра из этого монастыря.

А теперь даже есть икона с изображением Царской Семьи, она была подарена в память о тех событиях, икона и сейчас здесь.