Кольцевой маршрут

В свете пыльной мигающей лампочки нагромождение ящиков смотрелось весьма живописно. Мы ковырялись уже третий час, но не вскрыли и половины. Каменный свод подвала создавал нужный настрой, и голоногий и голопузый Матти тревожно поглядывал на электрический факел, готовый вот-вот погаснуть.

— А тут?

— Ну, друг, — сказал я. — Так не пойдёт. Здесь нужна система.

Кроме системы, здесь, очевидно, требовался автопогрузчик. Компактный подъёмный кран, снабжённый подвесным магнитом. Уже упомянутые рукавицы Господа Бога. И какая-никакая метла — разгрести пылюку и паутину.

От стаканчика шнапса я бы тоже не отказался.

Решительно закатав рукава, Траудгельд вбурился в центр самого зверского нагромождения, приговаривая: «Где-то тут у меня было… Вот прямо в этом…». Ящики затрещали. «Осторожно!» — вскрикнул Матти. Я успел подставить хребет. Секунду-другую мы удерживали конструкцию в равновесии. Потом силы закончились, и всё рухнуло вдребезги с таким грохотом, что заложило уши.

— Чёрт!

По всей видимости, содержимое подвала копилось веками. Неизвестно, кто дал старт этому безудержному накоплению, — дед ли, отец ли Траудгельда, а может, прадед, — но итог поистине впечатлял. Поршни и шестерёнки, комки спутанной проволоки, проводники, болты, термостаты, уплотнители и крыльчатки, подшипники, шестигранные гайки, корпусные детали, ходовые винты и шпиндели… Я увидел железные кишки десятка бытовых мастодонтов. Всё это металлическое естество когда-то жило, бряцало, рубило и плавило, а то и фукало паром, обжигая палец какой-нибудь зазевавшейся кухарке. Уйма ценного — но ничего нужного! Я был готов зарычать от разочарования.

— Ну да, — с чувством заключил Траудгельд, обозревая свои владения. — Когда-то у меня было ружьё.

— Ружьё? — в моей душе шевельнулся робкий росток надежды.

— Да. Хорошее охотничье ружьё. «Ягдзауэр».

— И где…

— И я проиграл его в карты.

Надежда увяла.

Без особого энтузиазма я снял верхнюю картонную коробку. Открыл её. Внутри, пересыпанные древесной трухой, лежали детали от разных швейных машинок — от ножного «Зингера» до миниатюрной «Бернины». Всё было аккуратно завёрнуто в промасленную бумагу. Чертовски полезная вещь! Если перестрелка будет вестись обмёточной строчкой, мы выиграем войну в первом же раунде.

— А тут? — не успокаивался Матти.

Вероятно, его грела мысль о спрятанных кладах.

— Из этого выйдет отличный вал для соломорезки, — Траудгельд взвесил в ладонях увесистую болванку. — Если найти колёсики. Шесть штук. Такие зубчатые…

— Это?

— Нет, это для велосипеда. Те должны быть больше…

В крайнем случае, обойдёмся монтировкой. Тоже полезная вещь. Всего один существенный недостаток: нулевая дальность стрельбы.

— А это?

— Бог знает. Не припомню. Что-то от моего двоюродного брата, Берндта. Может быть, компрессор для холодильника?

— Тут какие-то железяки, — разочарованно пробормотал Матти.

Он стоял перед дощатым ящиком, внимательно разглядывая его содержимое. Вытащил одну деталь. Траудгельд издал перхающий звук.

Я взглянул и почувствовал, как заколотилось сердце.

Матти держал в руке коллиматор!

* * *

К «Леммелю» я заглянул, когда уже совсем стемнело.

Свет не зажигали по соображениям экономии, и круглолицая Клери, дочь хозяина, бесшумно снующая между столиками, казалась летучей мышью, летящей на стук пивных кружек.

Народу было немного. Все сидели молча, прислушиваясь к шелесту карт: четверо крестьян — отец и трое сыновей, подрабатывающих на кирпичном заводе, пара рабочих оттуда же, мясник, архитектор из города и завсегдатаи-старики, разменявшие восьмой десяток — они-то и играли в ясс.

Снаружи накрапывал дождь.

Я спросил стаканчик апфельвайна. Напиток пах кислятиной, но хлеб оказался почти свежим. В глубине комнаты, под полкой с пивными кружками сидел тот, кого я не заметил вначале — Меллер. В домашней куртке — пуговицы были расстёгнуты, лицо одрябло, как у человека с хроническим недосыпом. Когда я приблизился, он покосился, но головы не поднял:

— А, вот и Краузе. Нашёл ещё один труп?

Он произнёс это слишком громко. Шуршание карт тут же стихло.

— А со старым уже закончено?

— В долгий ящик, — он хмыкнул. Я терпеливо ждал.

— Ваше здоровье, — сказал он, неожиданно переходя на «вы».

— Ваше.

Он опять хмыкнул. Подлил себе вина.

— Я отдыхаю, Краузе. Может у полиции быть один вечер отдыха? Особенно, если это ничего не изменит. На носу выборы, в Бюлле развешивают флажки, да ещё ярмарка. Дел невпроворот. И тут вы, с этим…

— В следующий раз зарою под яблоней, — сказал я.

— Ладно. Не огрызайтесь. У меня был тяжёлый день, пока вы окучивали свои грядки. Свои плантации… Вы же плантатор, Краузе? И не надо смотреть на меня как Бог Отец. Никакой вы не бог, хоть и отец, вам едва за тридцать, вы паяете чайники…

— Аминь.

— …и кофейники. Вы не могли перерезать девочке горло, потому что её убили тогда же, когда убили другую — Лени. А вы в это время торчали в мастерской. Вас видели. Это было вечером — не ночью, и это всё, что мне сказал умник-следователь, и больше он ничего не сделает, готов ручаться… А я буду пить.

— И как убили Лени?