– Ну, хорошо. Родители наши не дружили – соседствовали, и только. Да и дружить с моим папой было бы проблематично, – усмехнулась Лилия Модестовна. – Он приходил поздно, играл, знаете ли, в карты, ну и выпивал знатно при этом. А отец Самуила не пил совсем. Но видела я его редко – он буквально жил в своей мастерской.
Необычным для меня казалось тогда лишь одно – какая-то молчаливая покорность во всем тети Ии, матери Самуила. Бессловесной тенью та скользила по квартире, выполняя домашнюю работу. Тембр ее голоса я едва могу вспомнить – так редко его слышала. Самуил был тоже молчалив. Учились мы в одном классе – он, я и Тася Подольская, будущая жена Самуила. Ровно, без фанатизма, не стремясь выделиться. И знаете, никто и не пытался привлечь нас к участию в школьных мероприятиях. Наверное, мы были, выражаясь современным языком, изгоями. Но нас троих это ничуть не волновало.
О том, что я влюблена в Самуила, не знал никто. Уже лет с четырнадцати стало ясно, что он и Тася поженятся, а я… пойду в актрисы. Я вам сейчас даже не смогу сказать, за кого я больше переживала – за Тасю или за любимого, но сердцем чувствовала, что брак их – скорее сговор родителей, чем обоюдное желание. Поведение Самуила меня всегда возмущало – почти каждый вечер он уходил один на несколько часов из дома, никогда не приглашая Тасю пойти с ним. Что я могла тогда думать? Конечно, я решила, что он ходит к другой женщине. За Тасю было очень обидно…
– Вы не пытались за ним следить? – Калашин с удивлением заметил проступивший румянец на щеках Лилии Модестовны.
– Было, каюсь. «Довела» его до одного дома по Вознесенской, он вошел в арку. Ждала его больше двух часов, замерзла на ветру – сидела за кустом в палисаде на противоположной стороне улицы, на пеньке от спиленной березы. Вышел он один и направился обратно к нашему дому. Да, самое главное – в освещенном окне я видела два силуэта – его и… мужчины. Нет-нет, тогда никаких крамольных мыслей по поводу его сексуальной ориентации не возникло. Я даже немного успокоилась.
– Вы оставили слежку?
– Да. Хотя отлучки из дома не прекратились и после их свадьбы с Тасей.
– И мама не ревновала его? – Августина смотрела почему-то на него, Калашина. Он кивнул, подтверждая вопрос.
– Я говорила с ней – нет, не ревновала. Сейчас я понимаю, что она знала, где он бывает. Поэтому была так спокойна. После твоего рождения и смерти мамы, Авгуша, твой отец стал уходить из дома все реже. А потом по понедельникам начались эти странные встречи у вас дома – приходили одни мужчины. Ты помнишь, на это время я забирала тебя к себе?
– Нет, я была, наверное, совсем маленькой. – Августина отрицательно покачала головой.
– Я вот слушаю вас… Ничего странного не было в поведении Самуила. Я знаю, куда он уходил. – Алла пожала плечами. – Мой отец и брат были членами сообщества ювелиров, не помню уже названия, да и было ли оно? Этот союз или сообщество существовало с давних времен, до революции семнадцатого точно. Конечно, нас, женщин, на их сборища никто не звал, чем они там занимались, не докладывал, но ничего криминального в этих встречах не было. Они и не скрывались, боже упаси. Существуют же шахматные клубы, литературные, научные. Что-то в этом роде, я думаю, и представляла их «секта».
– Все бы хорошо, если бы один из членов этой секты, некто Борис Дашевский, не пытался отобрать кольцо у умирающего отца Августины. – Калашин посмотрел на нее. – И сейчас не было бы трех трупов.
– Да, раз уж заговорили о кольце. Я же полезла на антресоли не просто так, права ты, Алла! Хотела письма Таси найти – вспомнила, что та писала о нем! Придется вам, Игорь Сергеевич, повторить мой подвиг, если ступеньку лестницы возможно починить.
Калашин доставал с антресолей один чемоданчик за другим, пока Лилия Модестовна не приказала: «Стоп, этот – седьмой, последний!»
Нужное письмо Лилия Модестовна обнаружила быстро. Вытащив из конверта двойной тетрадный листок в клеточку, она пробежала глазами текст, потом молча протянула лист Калашину. Он внимательно прочел все строки.
– Вы уверены, что все, написанное вашей подругой, можно… обнародовать? – осторожно спросил он, невольно скосив взгляд на Августину.
Глава 37
Иосиф проводил клиента, перерыв в два часа до прихода следующего заполнить было чем – ведя страницу в Инстаграм, он и там зарабатывал копеечку на составлении гороскопов. Простенько, ничуть не напрягаясь. Но некоторые впечатлительные особы после получения рекомендаций настаивали на личной встрече, он никому не отказывал – считал, что не имеет на это права. В своем деле Иосиф Биргер считался лучшим, с коллегами из двух столиц, с коими поддерживал отношения, не конфликтовал, завидовать им не завидовал. Конечно, те гонорары, что получали астрологи за свои услуги в Москве и Питере, были весьма привлекательны, но Иосиф, еще наученный мамой, следовал двум русским поговоркам – «лучше синица в руках, чем журавль в небе» и «хорошо там, где нас нет».