Она огляделась. Комната была пуста. Она подошла к большой консоли. Ее горло сжалось, и она начала дрожать. Она едва могла говорить, и не узнавала своего собственного голоса. Он прерывался и стал гортанным. — Омир! С Джимом все будет в порядке! У него есть паук Рак, и план должен сработать. Я не могла сделать ничего больше, и я не могла предупредить его, потому что мой отец мгновенно уничтожит вас обоих.
Она знала, что Римор слышал ее, но металлический таинственный плач продолжался, вне утешения, вне горя. Слезы начали капать из ее глаз. Она вытерла их кончиками пальцев, затем присела у подножия консоли, прижав щеку к ее замысловатой поверхности. Исключительно силой воли она обрела контроль над своим голосом и затем начала напевать низким голосом колыбельную, прекрасную песню. После этого она напела балладу, и затем древнюю народную песню. По прошествии нескольких часов прозвучали десятки песен. Иногда они были со словами, иногда нет. Слабые намеки рассвета начали проникать в комнату, когда она, наконец, изо всех сил попыталась встать на ноги. Она была истощена, и каждая кость в ее теле болела. Но в комнате было тихо. Она отметила, что до сих пор держит в руке тапочки.
Андрек, растянувшись под свободными эластичными ремнями на своей койке на Ксероле, пытался вздремнуть. Но это было бесполезно. Спать было невозможно. С момента посадки на борт каждое мгновение усиливало его чувство надвигающейся катастрофы. Корабль закрылся вокруг него, как гигантский металлический кулак. Он может сжаться и раздавить его в любой момент. Его мысли мчались, и о сне не могло быть и речи. Он сомкнул пальцы на затылке и угрюмо смотрел на верхний свет койки. Оттуда его взор рассеянно следовал по неровным сварным швам на потолке. Он заметил подобный ремонт и в других частях корабля. Очевидно, Ксерол побывал в тяжелых боях за прошедшие годы, и был значительно перестроен.
Он был уверен, что его отправили умирать. Оба, так называемых задания Оберона, официальное и неофициальное, были прозрачными уловками, способом, чтобы отправить его на Ксероле, подальше от людей, которые могут задавать вопросы или помочь ему. Путешествие на Ксероле к Узлу займет три дня. Через какое-то время в течение следующих трех дней Оберон убьет его.
Три дня. В какой из дней это будет? Как и кто это сделает? Когда он думал об этом, он понимал, насколько просто это будет сделать. Любой на корабле, от капитана до юнги, мог подойти к нему в любой момент, вытащить биэм и проделать в нем дыру. Они знали, что у него нет оружия и никаких средств защиты. Заблокированная дверь его каюты никакой защитой не была. Любой человек с дубликатом фотоключа мог открыть ее с внешней стороны. Он с беспокойством посмотрел на дверь, как будто ожидая, что она распахнется и с беспокойством покачал головой. Ему придется взять себя в руки. Должен быть выход, и он собирался найти его.
Почему Оберон хотел его смерти?
Потому что он любил Аматар? Если бы Магистр хотел разрушить это, то все, что ему нужно было сделать, это дать ему диковинное задание в чужой галактике, где он был бы вдали от Горис-Кард в течение многих лет.
Нет, в этом было нечто большее. Это было почти, как, если бы Магистр считал его личной угрозой. И это было смешно. Как мог незначительный адвокат, даже в штате Большого Дома, повлиять на могущественную династию Дельфьери?
Мысль была неправдоподобна, но он не мог выбросить ее из головы. Если, случайно, он был персональной угрозой Оберону, это была невольная угроза, конечно, не его выбора или воли. В любой такой роли он был марионеткой, брошенный в одиночку, без друзей, в совершенно чуждую драму, с неизвестной интригой и непонятной паутиной.
Но действительно ли он был одинок в этом? Конечно, серый странник Риторнеля уже заступился за него в офисе Хантира. Но где был пилигрим сейчас? На корабле? Это казалось маловероятным. Теперь, когда люди Оберона знали о пилигриме, офицеры корабля не позволили бы ему подняться на борт. Или, ему разрешили подняться на борт, а затем арестовали. Или убили.
Андрек поежился. В данный момент в соседней каюте мог быть труп.
Он расстегнул ремни койки и попытался сесть. Непривычная невесомость заставила его потерять контакт с боковыми решетками койки, и он выплыл в центр комнаты, над центральным столом и стульями. Он посмотрел вниз. На столе был его походный чемоданчик. И это напомнило ему о других проблемах. Рак, паук, вероятно, был голоден. Если на то пошло, то и он тоже. Его стала беспокоить совесть, тем более что он обещал Аматар кормить это отвратительное маленькое создание. С другой стороны, он никогда по-настоящему не преодолел свой страх перед Раком, и теперь он ухватился за возможность отложить встречу. Раку придется подождать; он не чувствовал себя равным задаче, стоящей перед ним на пустой желудок.