Тревожное время. Совершенно не могу взяться за перо. Вот уловил минутку, хочу записать кое-что, осветить прошедшее.
Приблизительно с 27 сентября немецкий флот начал свои операции в Балтийском море. Выставил примерно раза в четыре больше сил против наличествующих тут наших. Начал с Рижского залива.
Вся наша команда говорила о предстоящей неравной борьбе, твердя в то же время, что Рижский залив не отдадим. При этом, безусловно, мы надеялись на сильно укрепленные форты острова Эзель, гарантируясь тем, что Ирбенский пролив завален и является для больших судов непроходимым. 28‑го или 29‑го были частичные схватки. При поддержке миноносцев вступили батареи Эзеля и Даго. Было потоплено 4 германских миноносца типа «Новик». Утром 30 сентября комитет открыл на корабле нарушение военного устава. Анархисты устроили попойку. Команда возмутилась. Едва нам удалось отговорить матросов от самосуда. Спозаранок и до 11 дня везде кучковались возбужденные матросы. Все считали, что это офицеры споили вахту, они хотели получить свободный доступ как к корабельным деньгам, так и к погребам. Безусловно, всех арестовали. Поставили стражу с запретом разговаривать. Была создана следственная комиссия, от каждой роты — человек, а также пригласили — для хладнокровия и объективности — полномочного с каждого судна, базирующихся в Л. Была послана телеграмма в Центробалт. Откуда тут же прибыла комиссия (в ней оказался и Светов, мой хороший приятель). Началось рассматривание дела. Разобрались по-революционному быстро и законно.
А с 1‑го до 5‑го показался в виду базы сильный неприятельский флот из 12 дредноутов, 10 крейсеров, штук сорока миноносцев, штук семидесяти тральщиков, нескольких заградителей и порядочного числа транспортов. Батареи бухты Татлахты были сметены ударами с дредноутов, на берег высадился десант. Так же и на Даго. Часов через пять-шесть десант с Даго мы смели, и больше немец не старался взять его, вероятно, желая сначала покончить с Эзелем. На острове загорелся отчаянный бой. Четыре дредноута подошли к Ц., с которым вступили в схватку, окончившуюся в нашу пользу, ибо артиллерия наша брала дальше, хотя была и легче. На дредноуте орудия 13,5 калибра, а на батарее 12. Около часа дня спустился туман. Он и прервал бой. К вечеру, когда море очистилось, мы увидели, что неприятельские суда к нам еще ближе стоят. Они вытраливали мины и при первой же возможности открыли по береговой батарее убийственный огонь. В короткое время все сорок орудий были уничтожены. Эзель попросил помощи. На этот зов мигом были собраны из разных частей несколько батальонов, которые через семь часов были на месте. В это напряженное время шли приказы Керенского, позорящие флот. В ответ на них отправили резолюцию, в которой были такие, от сердца идущие слова: «Шлем тебе, Бонапарт Керенский, проклятия, как реакционеру и антиполитику». Мы требовали немедленного съезда Советов, уничтожения существующего Временного правительства. Прорвавшийся в Рижский залив неприятельский флот вступил в бой с нашими миноносцами.
Сегодня получили сведения, что присланные непонятно зачем из Гельсингфорса казаки не захотели идти на Эзель. Отказались от участия в этом кровопролитии и армейцы. Так что матросам пришлось и на море, и на берегу драться.
Мы оказались теперь ближе к отступающему флоту Рижского залива, ибо он мог каждую минуту попросить подкрепления. Все это время пребываем в минутной готовности. Еще седьмого выдали спасательные пояса. В этот день все было готово к бою. Спать в койках не разрешалось. Полчаса девятого на рейде появились лучи нескольких прожекторов. Целая иллюминация. До часу ночи рейд был освещен. Суда скользили одно за другим по лону затихшей воды. Был полный штиль. А во второй половине ночи по нему густой-густой туман. Рано утром мы увидели полные судами рейд и гавань. Кораблей было до семидесяти или восьмидесяти вымпелов. Жалко было глядеть на них, представлявших для неприятельского флота мишени, ведь ни на одном из пришедших пароходов не было ни одной даже 8-дюймовой пушки. Все это были миноносцы, канонерки, послужные суда, транспорты, заградители и тральщики. Казалось, сам злой рок собрал их и направил сюда на погибель. Около девяти утра на горизонте появился крейсер «Боян», у которого, как говорили, в последнем бою, когда погибла «Слава», сгорели все орудия, была сбита труба. То была подлая ложь, распространяемая на нашем корабле скрытыми врагами революции. Ужо доберется и до них комитет!
Вечером мичман Сидоров проредактировал мой стих, назначенный и уже отправленный в журнал «Моряк». В ночь прибывшие большие суда почему-то ушли. Нами же получены сведения, что неприятельский флот собирается прорываться в Финский залив. Весь без малого исключения германский флот движется в Балтийское море через Кильский канал, а также и через пролив Скагеррак.
Кажется, будет жарко!