Колыбель

«Москвич» обгоняли тяжелые грузовики. КамАЗы везли от озера намытый земснарядами грунт. Вся старая дорога была засыпана древним, со дна Актуза пеком. На этом грунте, доставляемом в городок строителей, ставятся дома. Подходящий для сейсмозащиты материал. Идет этот песок и на бетонный завод. Просеянный, он становится составным элементом высокопробного раствора, из которого льют пока панели на домостроительном комбинате, а потом соорудят основу и оболочку реакторного корпуса.

— Уж не на сходку ли ты правишь? — спросил Павел.

— Ты имеешь в виду собрание?

— Его, его, — почему-то вздохнул Тритон.

— Я там буду выступать.

— Стихи или выдержки из романа читать? — улыбнулся Тритон.

Олисава вопросительно покосился на попутчика:

— Не люблю этого делать. У меня не получается это...

— Напрасно! Надо с читателями встречаться, или как там у вас это называется... Уверен, что на сходке будет куча девчат со стройки. Закадрил бы кого. Что-нибудь этакое сентиментальное прочитал бы и выбирай любую. Этот бабий народ падок на вашего брата.

— Так ты едешь именно за тем, чтобы закадрить себе очередную Диану? — не удержался Олисава.

— Таких, как Диана, не кадрят, маэстро! — ответил Тритон и спросил разрешения закурить.

К Фелюжьему носу подъезжали, когда собрание было в разгаре. Выступал парторг. Руснак был, как всегда, в белой рубашке. Микрофонов не оказалось, и секретаря Олисаве и Тритону не было слышно. Пока выбирались из машины, шли поближе к красному столу, появился новый оратор. Высокий щуплый светловолосый паренек.

Народу было густо. Кто сидел на камнях, принесенных с круч, кто прямо на горячей земле. Многие стояли. Действительно, пришло на собрание много девчат. Тритон махнул Олисаве: иди, мол, я задержусь, сразу же затесался к ним, балагуря и здороваясь. Было видно, что среди строителей он давно свой человек.

— Сегодня мы принимаем в наши ряды людей взрослых, — говорил с трибуны незнакомый Олисаве паренек. — Многие в их возрасте, да-да, к сожалению, это все еще так, либо отделываются исправной уплатой членских взносов, либо выбывают из рядов нашего союза механически. Я считаю, что так жить живому человеку — механически жить, значит, поставить на себе крест. Оттого в нашей жизни немало людей равнодушных, хуже того — людей, для которых нет на земле ничего святого. Комсомол — это дело, которое призвано бороться с механической жизнью, делать людей на всю жизнь живыми, то есть гражданами, патриотами. Вот какая миссия у комсомола. Я счастлив, как старожил этой земли, что в наши ряды вступают сознательно взрослые люди. У каждого из них были разные в свое время причины, по которым они до сих пор оставались вне комсомола. В жизни всякое бывает. Скажу только, что путь этих товарищей к нам был непрост и нелегок. Для них и для нас сегодняшний день — событие. Потому и собрались мы сегодня на берегу Досхия ввиду нашей великой работы — стройки, у Фелюжьего носа ввиду памяти о тех, кто не дожил, сложил голову на войне... Это не просто день. Это день сознательного выбора личности. Комсомол состоит из личностей. И теперь этих личностей в союзе стало больше.

Олисаве понравилось выступление. Он даже забыл на время, что и ему самому вот-вот придется говорить. Говорить наболевшее, как это делает сейчас парень со стройки. Тут к Олисаве подошел Валька Иванов. Не успели они поздороваться, как прозвучало его, Олисавы, имя.

Владимир пошел к столу. Когда обернулся к людям, глянул на притихшее собрание, поразился тишине. Ему показалось, что замолчало и море, только что пошумливавшее за Фелюжьим носом.