Колыбель богов

Даро было приказано явиться в Лабиринт для участия в главной церемонии праздника — вручения знаков власти миносу! Юноша перестал вообще что-либо соображать, услышав речи жрецов, которые относились к нему с величайшим почтением, будто он был высшим сановником Лабиринта. На его немой вопрос, с какой стати ему, сыну кибернетоса, которых на Крите много, выпала такая огромная честь, старший из жрецов важно ответил:

— Так велела Тейе Матере. Правительница испросила вчера её волю и получила однозначный ответ — именно тебе нужно доверить столь важное дело. Только тогда правление миноса принесёт радость и благополучие его подданным. Но прежде, чем ты предстанешь перед повелителем Крита, тебе предстоит пройти обряд очищения, ты принесёшь жертву Дивею, а также получишь объяснения, что и как нужно делать во время церемонии. Поэтому собирайся, ты пойдёшь с нами.

Пришлось Даро подчиниться жрецам, хотя на сегодняшний вечер у него было назначено свидание с Атенаис. О боги, как зло вы шутите! Он готов был с лёгким сердцем променять все почести, уготованные ему после церемонии, — а Даро знал, что так будет, — на встречу с Атенаис. Этого свидания он добивался так долго, что уже утратил всякую надежду. И вот вчера вечером прибежал какой-то малец и вручил Даро черепок, на котором рукой девушки было нацарапано: «Когда Адиунский бык скроется за горизонтом до половины, приходи к мосткам».

Мостки, которые находились выше по течению, — вода в той стороне всегда была прозрачной, так как нечистоты из дворца сливались через большую трубу за мостом, — были излюбленным местом детворы Коносо. Там образовалась глубокая заводь, куда можно было нырять с мостков без боязни расшибить лоб о каменистое дно или вообще сломать хребет. Обычно на мостках женщины стирали верхнюю одежду, потому как с нею было удобно обращаться из-за её малого веса и размеров. Именно на мостках Даро впервые понял, что он не безразличен к Атенаис. Видимо, и она это почувствовала, потому что начала дичиться, и старалась с ним общаться как можно реже. Но это было давно, в подростковом возрасте; к тому же Атенаис настолько увлеклась живописью, что считала отношения с противоположным полом напрасной тратой времени. Из-за её холодности к юношам они начали обходить её стороной. Только Даро оказался упрямцем — образ Атенаис засел у него в сердце, как заноза, и вытащить его оттуда, чтобы избавиться раз и навсегда, у него не хватало сил.

Однако его настойчивость и подарки — чёрная жемчужина и ожерелье из электра — всё же растопили лёд в душе девушки. Это Даро понял во время последней встречи. Атенаис, как обычно, была немногословна и сдержанна, но её большие глаза буквально лучились каким-то неземным светом. Даро едва не задохнулся от охватившей его радости, потому что прочёл в них то, о чём даже боялся мечтать.

И вот теперь всё пошло насмарку. Атенаис не простит ему, что он проигнорировал её послание! Что делать, что делать? Отец никак не мог выступать в качестве гонца, соседских ребятишек в это время нельзя было найти, что называется, днём с огнём — скорее всего, они купались и резвились всё на тех же мостках, пользуясь последними тёплыми днями перед приближением зимних холодов — поэтому оставалась лишь Мелита, его последняя надежда.

Собирая свои вещи, всё, что потребовали взять с собой жрецы, он быстрым шёпотом, чтобы никто не слышал, попросил служанку передать Атенаис, что его забирают во дворец (естественно, не указав, по какой причине; пока это было тайной). Мелита была счастлива — наконец Даро, этот ветрогон, влюбился! Она хорошо знала и Атенаис, и её отца, поэтому считала, что лучшей пары и придумать нельзя.

— Только ничего не говори отцу! — предупредил её Даро.

— Я буду нема, как рыба, — с заговорщицким видом тихо ответила Мелита.

Даро повели в Лабиринт с тайного входа; прежде о нём он даже не догадывался, хотя мальчишки Коносо были вездесущи, часто околачивались возле дворца и, казалось, знали его снаружи, как свою ладонь. Тем не менее, неизвестный никому вход существовал, и Даро сразу же оказался в жреческом квартале.

Он бывал прежде в Лабиринте, но только на центральном дворе, где происходили священные игры с быком, и в мастерских. Жреческий квартал поразил его обилием жертвенников, которые встречались на каждом шагу, и множеством священнослужителей, которые то и дело возникали на его пути, словно бесплотные тени, так тихо они передвигались.