Колыбель богов

Юноша подумал в отчаянии: «О боги, теперь мне конец!» Жрецы-законники обучали юных кефтиу начиная с десяти лет, и их монотонные голоса настолько въелись в мозги, что иногда Даро просыпался среди ночи в ужасе, так как ему снился сон, будто он забыл нравоучения жреца и не может ответить на заданный вопрос, что было чревато строгим наказанием. Именно таким зловредным старикашкой оказался и Лампр. Поначалу они прошлись по всем жертвенникам (так думал Даро) жреческого квартала и принесли жертвы богам. После Лампр долго читал разные молитвы (некоторые Даро знал), обильно брызгая на него освящённой водой с помощью кропила. Затем они вернулись обратно и Лампр начал втолковывать Даро, что и как он должен делать во время церемонии. Объяснив всё в деталях, жрец тут же потребовал повторить то, что он сказал, притом слово в слово. Даро, вовремя вспомнив про свои страдания во время учёбы, был готов к такому «экзамену». Память у него была отменной, и он ответил без единой запинки. Жрец остался доволен, хотя и не показал этого. Нахмурив седые кустистые брови, он сказал:

— Твёрдо запомни: во время ритуала ты — божество! Жезл властелина Крита вручит миносу главная жрица Тейе Матере, а твоё дело — передать ему меч и кожаный бич, знак божественной власти правителя. Бичом этим миносу предназначено богами пасти стадо, своих подданных, а мечом — защищать их. И не вздумай улыбнуться, чихнуть или закашляться! Это плохой знак.

Даро молча кивнул; он настолько устал, что не был в состоянии сказать хоть одно слово. Лампр внимательно посмотрел на него и неожиданно по-доброму улыбнулся.

— Ложись спать, — сказал он, указывая на кровать, застеленную превосходным виссоном, которую почему-то вытащили на середину комнаты. — Завтра придётся вставать до восхода солнца. А тебе нужны силы. Подкрепись чашей вина — и в постель...

Даро уснул, словно провалился в бездонный колодец — едва голова прикоснулась к подставке с мягкой подушкой. И его тут же взял в оборот бог сна. Он навеял ему ужасные картины: огонь, страшных чудовищ, которые выползали из разверзнутой земли, рушащиеся дома, чёрное солнце на красном небе, и везде кровь... много крови. Даро пытался убежать от злобных монстров, но они догоняли его, протягивали к нему когтистые лапы... ещё миг — и он пропал! И в этот момент Даро, изо всех сил оттолкнувшись от края обрыва, взмыл в воздух, напоенный запахами гари.

Даро летел, блаженно улыбаясь, — он всё-таки избежал страшной участи оказаться в лапищах исчадий ада! Под ним проносились знакомые пейзажи Крита, вот показался Аминисо, вилла деда, он уже готов был мягко спланировать и опуститься во двор... но вдруг поднялся ураганный ветер и его закружило, понесло, как осенний лист, в горы. «Нет, нет!» — беззвучно кричал Даро, пытаясь сопротивляться. Но всё было тщетно — его швыряло из стороны в сторону, как щепку во время бурного половодья. Неожиданно впереди показалось мрачное чёрное ущелье, обрамленное острыми скальными отрогами, ветер мигом стих, и он полетел вниз, всё ускоряясь и ускоряясь, на дно пропасти, где виднелись багровые всполохи и откуда доносились душераздирающие многоголосые крики.

Невероятным усилием воли Даро вырвал себя из кошмарного сна, но сразу же оцепенел, хотя ему хотелось немедленно вскочить и выпить чашу вина, потому что во рту всё пересохло. Где-то вверху раздался тихий шорох, хотя он прозвучал в голове Даро, как гром, и ему на грудь упала... змея! Она злобно зашипела, и юноша мысленно простился с жизнью — если она укусит его за грудь или за лицо, смерть неотвратима.

Даро превратился в каменное изваяние. Он даже перестал дышать. В этот страшный момент юноша вспомнил слова Мелиты, как нужно себя вести при встрече со змеёй. В той местности, где она выросла, было много разных ползучих гадов, и жителям её селения поневоле приходилось как-то с ними уживаться. Поэтому они не боялись змей и обращались с ними как с домашней скотиной — подкармливали, если в хозяйстве появлялись змеи, поили молоком и старались их не обижать. А змеи в свою очередь истребляли мышей, которые портили продукты и поедали запасённое на зиму зерно.

Гадина успокоилась. Она немного поёрзала, устраиваясь поудобней на груди юноши, и на какое-то время застыла в полной неподвижности. В комнате горел светильник, он сильно чадил, потому что в нём заканчивалось масло, и Даро страшно боялся остаться в полной темноте. Так он хоть видел змею сквозь неплотно сомкнутые веки (полностью открывать глаза Даро не решался) и мог попытаться от неё избавиться, а при потухшем светильнике ему придёт конец: одно нечаянное движение — и змея вонзит в него свои напоенные ядом кривые зубы. Тем более что Даро уже разобрался, что это ханаанская гадюка[85], которой опасались даже жрицы Лабиринта, обученные обращению со священными змеями, и никогда не брали её для своих церемоний, потому что гадина быстро раздражалась и в ярости кусала камни, дерево, бронзу — в общем, всё подряд.