Читаем Колыбель богов полностью

Юноша совершенно не сомневался, что пробудился не просто с испугу от приснившегося ему кошмара, а по велению кого-то из тех божеств, которым он совсем недавно приносил жертвы вместе с Лампром. Уж кто-кто, а старый жрец-законник точно непричастен к коварному замыслу, поэтому их жертвоприношения не замараны низким коварством, а помыслы были светлыми.

Сообразив, что притворяться уже не стоит, он открыл глаза и сел, с деланным недоумением уставившись на жрецов и притворяясь полусонным. Ниметийо от неожиданности отшатнулся назад (видимо, он и впрямь считал Даро мертвецом; разъярённая гадюка обязательно должна была его укусить), а затем, злобно сверкнув глазами, коротко бросил:

— Одеваться! — и вышел.

Жрецы снова занялись телом Даро: сделали массаж, умастили его тёмным ароматическим маслом, после чего юноша стал значительно смуглее, опять с большим тщанием причесали, затем нанесли на лицо разные краски (точно такие привозил отец из Айгюптоса; их охотно покупали придворные дамы) и помогли надеть на себя всё, что полагалось для ритуала. Когда Даро посмотрел в большое бронзовое зеркало, то не узнал себя. На него смотрел совсем другой юноша — высокий, статный, смуглолицый и красивый, как бог.

По окончании всех этих процедур он прополоскал рот ароматной медовой водой, настоянной на мяте, и в сопровождении одного из жрецов пошёл по длинным запутанным коридорам в неизвестном направлении. Вскоре Даро услышал тихий гул голосов и наконец оказался в небольшой комнатушке, которая примыкала к Залу Священных Секир. Жрец вручил ему великолепный меч миноса с золотой рукоятью и навершием из огромного смарагдоса, а также кожаный бич, явно очень древний, рукоять которого была сделана из чёрного дерева и украшена золотыми кольцами.

— Не забыл, как нужно себя вести? — строго спросил жрец.

— Нет, — коротко ответил Даро.

Жрец внимательно посмотрел ему в глаза (с виду Даро был абсолютно спокоен; сказывалась выучка деда, который учил, что кибернетос никогда не должен показывать команде корабля своё внутренне состояние, а тем более — неуверенность или страх), одобрительно кивнул и молвил:

— Жди. Тебя позовут.

Даро думал, что останется в полном одиночестве, но тут в комнату вошли три юных жреца. Это были особо приближённые к миносу священнослужители; они помогали ему приносить жертвы и участвовали в других ритуалах, где Аройо нельзя было скрывать своё лицо. Жрецы несли на плечах недавно содранные шкуры быков, которые лишь немного очистили от крови и мездры. Это была ещё одна очень важная часть ритуала, как объяснял Лампр. Прежде чем вступить на престол, миносу предстояло очиститься от всей накопившейся на нём скверны. Он должен был пройти до своего тропа по бычьим шкурам, притом босыми ногами. Шкуры священных тавросов впитают в себя всё плохое, что прилипло к миносу в прошлой жизни, как грязь или влагу, а потом их сожгут.

Даро не обратил на жрецов никакого внимания. Собственно, как и они на него. У каждого из присутствующих в комнате была своя задача, и каждый из них мысленно готовил себя к встрече с властелином Крита.

В какой-то момент Даро почудилось, что его в комнате нет, что это не он, а кто-то другой. Даро стало казаться, что его душа осталась за стенами Лабиринта, а пустое тело (как тыква без мякоти, на которой земледельцы вырезали рот, нос и глаза, надевали на длинную палку и водружали посреди огорода, чтобы она служила пугалом) стоит перед занавесом, за которым произойдёт что-то немыслимое. Ведь он божество! Пусть и временное, но всё же. Неужели он и впрямь увидит лицо миноса? Ведь это никому из простых смертных не позволено, за исключением узкого круга приближённых повелителя Крита. Честь, ему выпала огромная честь...

«О боги, что вы со мной делаете?!» — мысленно возопил Даро. Чтобы не думать о предстоящем ритуале, он перевёл взгляд на меч миноса. И поразился — он был сделан точно из такого металла, как его хе-реба, хеттский кинжал, который он купил у финикийского торговца Ахирама! Кинжал и впрямь оказался великолепным оружием; он был отлично сбалансирован, при броске попадал точно в цель (все мальчишки Крита великолепно бросали ножи), а уж острее его клинка точно не было на всём белом свете. По крайней мере, так считал Даро, гордившийся своим хе-реба.

Ниметийо появился в комнате неожиданно. Задумавшись, Даро не услышал, как тот вошёл, поэтому невольно вздрогнул.

— Готов? — коротко спросил жрец, глядя на Даро пустыми глазами.

Сегодня он был в особом ритуальном наряде, поэтому, похоже, все суетные мысли выбросил из головы и готовился выполнять свои жреческие обязанности, как того требовал ритуал.

— Да, — ответил юноша.

— Помнишь, что нужно делать и что говорить?

— Помню.

— Хорошо...

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги