Чтобы посмотреть на быка хоть одним глазком (чисто из эстетического удовольствия; да и в будущей работе это пригодится — Атенаис готовилась изобразить таврокатапсию на стене одного из помещений дворца), она тайком проникла на территорию Бычьего двора, которую знала как свои пять пальцев, и заглянула в его стойло.
Заглянула — и ахнула. Такого красавца девушке прежде не доводилось видеть, хотя она повидала многих быков. Атенаис училась опасному искусству священной танцовщицы несколько лет, чтобы участвовать в играх с тавросом, вот только отец не разрешил, и она оказалась в его мастерской, занявшись художественным промыслом, к чему у неё, несомненно, имелся незаурядный талант (видимо, полученный по наследству).
Бык был огромным, с отливающей золотом рыжей шкурой в белых пятнах и широко расставленными рогами, между которыми свободно поместилась бы самая толстая колонна дворца миноса. Он постоянно злился — неизвестно отчего, негодующе фыркал, рыл подстилку стойла копытом и время от времени пробовал рогом на прочность ограду, сколоченную из толстых жердей.
Но вот весьма слаженно и громко зазвучал оркестр, составленный из ахейцев, которые играли на инструментах своей родины. Они считались лучшими музыкантами во всей Эгеиде и были приглашены на торжество Перито правителем Стронгили. Видимо, таким образом он хотел смягчить некоторую натянутость в его отношениях с Аройо. В составе оркестра было шесть флейт разных размеров, отличавшихся по звучанию, с которыми управлялись трое мужчин (для удобства они привязывали ремешками к лицу по две флейты), сиринга[89], авлос, две семиструнные кифары, систр[90] в руках совсем юного музыканта, видимо, ученика, и барабан, на котором играла единственная женщина в оркестре, потому как для мужчин стучать в бубен считалось позором. Едва прозвучали первые звуки торжественного гимна, посвящённого Дивею, между двумя колоннами по центру двора, где были установлены два резных финикийских трона из ароматического дерева с мягкими сиденьями, появился минос в сопровождении Аэдоны, детей и немногочисленной свиты.
Собравшиеся во дворе Лабиринта зрители предстоящих праздничных развлечений и ритуалов радостно вскричали как один человек, да так громко, что можно было оглохнуть. Атенаис даже уши закрыла, но тут же мигом отдёрнула руки от головы — неприлично. Нужно потерпеть; минос «рождается» нечасто, раз в девять лет.
Двор представлял собой достаточно обширное пространство практически в центре Лабиринта, прочной оградой которому служили стены первого этажа. Это было сделано с таким расчётом, чтобы разъярённый таврос не достал до тех, кто наблюдает за священными играми. Зрители сидели на уровне второго этажа в открытых галереях. Для них были приспособлены каменные скамьи, а особо уважаемые гости и придворные дамы сидели на мягких дифрах или даже в креслах.
Минос встал у самого края балюстрады, широко раскинул руки и поднял голову вверх — к ясному небу, где в данный момент (никто в этом совершенно не сомневался) за всем происходящим наблюдали боги, в том числе главная богиня Крита великая Тейе Матере, сам Дивей и его брат, Колебатель Земли — Посейдон, от благоволения которого зависело не только благополучие всех кефтиу, но и их жизнь.
Лица Аройо никто видеть не мог. Оно было скрыто под великолепной маской из листового золота удивительно тонкой работы, которая сильно искажала, в общем-то, приятные черты лица повелителя Крита. В маске минос выглядел очень грозно — словно бог войны. Кроме тонкого белого плаща из виссона с золотой вышивкой и маски, на голове у него был ритуальный головной убор — великолепная золотая корона, сплошь усеянная драгоценными каменьями с прикреплёнными к ней бычьими рогами по бокам, которую венчали пышные перья какой-то неизвестной птицы. В этом уборе Аройо сильно смахивал на Минотавра — таким, каким его изображали мастера, расписывающие стены дворца.
Но Атенаис лишь мельком посмотрела на богатырскую, полную мужской силы и мощи фигуру миноса в праздничном одеянии. Её внимание привлекла его свита. Девушка глазам своим не поверила — среди расфуфыренных сановников и жрецов стоял Даро! Он показался девушке божеством, настолько необычен и прекрасен был его вид. Атенаис едва узнала возлюбленного (а она уже сделала выбор и даже не мыслила отступать от своего решения), так искусно было подкрашено лицо Даро. К тому же он почему-то был гораздо смуглее, нежели обычно.
Поприветствовав богов на небесах и собравшихся зрителей, минос уселся на кресло, за ним последовала и Аэдона, дети устроились на дифрах за их спиной, а остальная свита осталась на ногах. Только теперь Атенаис поняла несколько сбивчивые объяснения служанки Мелиты, которая рассказала ей, что жрецы увели Даро во дворец. «С какой стати, зачем?» — спрашивала удивлённая и поражённая девушка. Однако Мелита только руками разводила. Но самым удивительным было то, что за Даро пришли жрецы Лабиринта, будто он был какой-нибудь важной персоной, а не прислали простого гонца, слугу, с наказом явиться, куда следует. Это была настоящая загадка.