Колыбель богов

Впрочем, таврос не догадывался, что его участь давно решена при любом исходе священных игр. Даже дети, впервые посетившие таврокатапсию, знали, почему лучшего быка Крита, участвующего в священных играх, принесут в жертву Колебателю Земли. У всех на слуху было древнее предание о том, как Посейдон Энесидаон отправил из моря великолепного быка для жертвоприношения, а царь Минос оставил его для своего стада, после чего лишился мужской силы. Возмущённый бог внушил Пасифае, жене повелителя Коносо, которая была дочерью бога Гелиоса, странную любовь к этому быку, от которого она родила Минотавра, страшное чудище.

С тех пор кровь морского быка текла во всех тавросах Крита, а чтобы ярость властелина штормов и землетрясений не преследовала людей на суше и на море, лучший представитель породы ежегодно должен был приноситься в жертву. А уж тот бык, который принимал участие в таврокатапсии — обязательно...

Даро был удостоен высочайшей чести — отобедать вместе с миносом и вкусить жертвенного мяса. Хорошо зажаренные куски быка, который совсем недавно восхищал зрителей священных игр, были распределены между жрецами, придворными и прочей знатью Коносо, присутствовавшей на таврокатапсии, а также между иноземными послами, которые изрядно проголодались, наблюдая за зрелищем, потрясающим воображение.

Особенно с большим удовольствием получил свою порцию посол Микен. Пусть его кулачный боец и проиграл, зато другие его соотечественники — «жертвы» Минотавра — показали высочайший класс. А ведь игры с быком лишь недавно прижились среди ахейцев. Так что посол имел полное право гордиться своим народом и с аппетитом откушать мясо жертвенного быка.

Минос и Даро обедали в уединении — в покоях Аройо. Юноша не очень присматривался к тому, что им подавали, — не до того было. Он машинально жевал и отвечал на вопросы повелителя Крита. В общении минос оказался очень простым человеком; точно так же Даро мог беседовать с любым жителем Коносо. Конечно, в Аройо чувствовалась властность, которая иногда прорывалась в каком-либо движении или блеске глаз, но юноша вёл себя весьма почтительно, понимая, кто он, а кто его сотрапезник, хотя, в отличие от придворных, в поведении Даро не было заискивания, что понравилось миносу.

Аройо обстоятельно расспросил Даро о его семье, о палестре, где он добился столь выдающихся успехов в искусстве кулачного боя (здесь юноша не преминул отметить великий талант Леокрита; он понимал, что для наставника его похвала перед миносом очень важна), узнал, что «любимец богов» обучен священным играм с быком, чем и вовсе восхитил властелина кефтиу... В общем, Аройо остался доволен общением со столь выдающимся юношей, великолепным атлетом, который был кладезем многих талантов, в том числе знал искусство вождения кораблей. И в который раз минос отдал должное проницательности Аэдоны, ни с того ни с сего заменившей сына придворного, который должен был вручить ему регалии властелина Крита, на неизвестного юношу. В то, что так решила Тейе Матере, он, конечно же, не поверил...

Оказавшись за пределами дворца (уже начало вечереть), Даро наконец смог вздохнуть полной грудью. О, боги, столько событий в один день! Но перебирать их в памяти он не стал; недосуг было. Ноги сами понесли Даро туда, куда рвалась его душа — на мостки у реки. Там ждала его Атенаис. Это он точно знал, чувствовал каждой жилкой своего тела.

И Даро не ошибся...

Глава 15 ЮНЫЙ ЭПАКРИДИАРХ

Даро торопился во дворец. С некоторых пор его тянуло туда со страшной силой. И не потому, что теперь он мог совершенно свободно заходить в любые помещения Лабиринта (за исключением покоев миноса и правительницы). Аройо подарил ему золотой перстень-печатку с изображением Минотавра и какими-то древними письменами, прочитать которые могли только древние старцы. Этот перстень был своего рода пропуском; мало того, такой перстень мог иметь только приближённый миноса или герой, совершивший выдающийся подвиг. Поэтому при виде подарка Аройо дворцовая стража каменела, а обычно заносчивый начальник стражи становился подобострастным и низко кланялся.

Причина этой тяги заключалась всего в одном слове. Но как же сладостно оно звучало! А-те-на-ис... Любимая... Девушку позвала сама правительница, чтобы она расписала стены одного из помещений дворца, которое начали заново штукатурить. И теперь Атенаис трудилась там с раннего утра до позднего вечера, а то и по ночам, охваченная творческим порывом. О том, чтобы тратить драгоценное время на встречи с Даро, и речи не могло быть. Её сердечко рвалось к нему, она постоянно думала о Даро, но фрески нужно писать только по сырой штукатурке, чтобы они долго сохраняли свой первозданный вид, поэтому оставлять работу нельзя было ни в коем случае.