Читаем Колыбель богов полностью

Но и Даро в какой-то мере утратил свободу. Он теперь не мог всецело распоряжаться своим временем, как это было совсем недавно. Спустя некоторое время после священных игр и праздничных гуляний, последовавших за ними, когда развлекались и веселились не только придворные и знать, а все подданные миноса, — во всех городах и селениях Крита (а их насчитывалось более сотни), а также на Стронгили, на островах Киклад, и даже в Пелопоннесе, — Даро позвал наварх, командующий военным флотом Крита, и назначил его эпакридиархом, командиром недавно построенной эпакриды.

Это была огромная честь. Даро даже испугался: сможет ли он командовать военным кораблём? Тем более таким большим — на эпакриде было тридцать два гребца. Ведь прежде ему доводились ходить в море только на скромных торговых посудинах, хотя, откровенно говоря, купеческие суда Крита мало чем отличались от военных; разве что большей вместительностью и меньшей скоростью. К тому же он не был там первым лицом, рядом с ним всегда находились или отец, Видамаро, или дед, опытнейшие мореплаватели, которые исправляли его огрехи в судовождении. Теперь же ему придётся постигать военно-морскую науку самостоятельно. Но на эпакриде будет ещё и команда, которую должен он сам подобрать. А как обращаться с моряками, чтобы они почувствовали твёрдую руку кормчего и беспрекословно исполняли все команды? Ведь эпакридиарх, пусть и родовитый — из Высших, должен заслужить авторитет среди моряков. Но каким он может быть у юнца, который и моря-то по-настоящему не пробовал?

Даро принял корабль, весь в тревогах и сомнениях. Он считал, что быть кормчим ему рановато. Но отказаться от такой чести он не мог. Сделать так — значило сильно огорчить, а то и оскорбить миноса. Даро совершенно не сомневался, что назначение он получил по велению правителя Крита. Это было понятно по кислому лицу наварха, который смотрел на юношу с большим сомнением. Но приказ есть приказ, и он его исполнил. Так Даро стал эпакридиархом.

С командой всё утряслось быстро, так как за дело взялся дед. Даро мог бы помочь и отец, но тот был в плавании и не знал, что сын получил столь серьёзную должность в военном флоте Крита. Акару быстро привёл в чувство некоторых ветеранов, объяснив им, что эпакридой будет командовать его внук, и ежели что пойдёт не так по вине какого-нибудь бывалого разгильдяя, то он лично разберётся с нарушителем порядка на корабле, и мало тому не покажется. Моряки-ветераны хорошо знали Акару и ни на миг не усомнились, что он сдержит своё слово. Поэтому с первых же дней на эпакриде установился поистине морской порядок.

Уже первые, учебные, выходы в море успокоили команду. Молодой эпакридиарх отменно знал своё дело и не только хорошо ориентировался по звёздам, солнцу и по морским течениям, которыми изобиловало Критское море, не только знал карту Эгеиды, как свои пять пальцев, но ещё и отменно управлялся с рулевым веслом и парусом. Кибернетос, казалось, угадывал, откуда подует ветер; он заставлял быстроходную эпакриду идти по морю не прямым путём, а зигзагами, что, на удивление моряков, не сказывалось на времени, за которое они должны были добраться до того или иного места. Мало того, им очень редко приходилось садиться на вёсла, и то лишь для того, чтобы доплыть до очередного морского течения, которое тянуло эпакриду в нужном направлении и значительно ускоряло её ход. А уж это и вовсе расположило моряков к своему командиру. Кому хочется набивать кровавые мозоли, выгребая против ветра, или угодить по нерадивости кибернетоса в сильное течение, тащившее судно не туда, куда нужно.

Едва у Даро выдался свободный день, он оставил все свои морские дела и помчался к Атенаис (правда, не получив разрешения на отлучку от вышестоящего начальника; никто бы его не дал). Ему здорово повезло — один из Высших, присутствовавших на священных играх, узнал в юноше победителя кулачных боёв, с радостью предложил ему место в своей колеснице, благодаря чему Даро добрался от гавани Аминисо, где бросила якорь эпакрида, до своего дома в Коносо очень быстро. Помывшись, он переоделся, наскоро перекусил и, выслушав нотацию от Мелиты, — она корила его за торопливость в еде, что приводит к неприятностям с желудком, — Даро выскочил на улицу и едва не бегом направился к своей вожделенной цели.

Если в детстве громада Лабиринта вызывала страх у Даро, то теперь он восхищался им. Особенно, когда было время, чтобы хорошо рассмотреть дворец и полюбоваться его великолепной архитектурой и всем тем, что окружало Лабиринт. За прошедшие годы он сильно разросся в размерах и стал ещё краше, чем прежде. Были сооружены галереи со множеством колонн и новые дома, среди них несколько трёхэтажных, площадь перед фасадом вымостили тщательно обработанными плитами, широкие каменные лестницы украсили изваяниями, под руководством жреца-садовника, присланного из Стронгили, метрополии с богатыми традициями благоустройства дворцов, разбили новые парки с экзотическими растениями, посадили кипарисовые аллеи, устроили многочисленные цветники...

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги