—
—
Глава двадцать восьмая
Человек открывает дверь, и мы с Элен стоим на крыльце, я стою на шаг сзади и держу её косметичку, а Элен тычет в мужчину пальцем с длинным розовым ногтем и говорит:
— О господи.
Она суёт свой ежедневник под мышку и говорит:
— Мой муж. — Она отступает на шаг. — Мой муж хотел бы представить вам свидетельства благости Господа нашего Иисуса Христа.
Сегодня Элен во всём жёлтом, но это не жёлтый, как лютик, а жёлтый, как лютик, отлитый из золота и украшенный цитронами, работы Карла Фаберже.
В руке у мужчины — бутылка пива. На ногах — толстые носки, без обуви. Его махровый халат не застёгнут, под халатом — белая футболка и боксёрские трусы в маленьких гоночных машинках. Он подносит бутылку пива ко рту и запрокидывает голову. В бутылке булькают пузырьки. У гоночных машинок овальные шины, наклонённые вперёд. Мужик смачно рыгает и говорит:
— Вы, ребята, серьёзно?
У него чёрные волосы. Они свисают на морщинистый лоб а-ля Франкенштейн. Под глазами у него мешки, а сами глаза печальные, как у грустного пса.
Я протягиваю ему руку. Мистер Сьерра? — говорю я. Мы пришли, чтобы разделить с вами божью любовь.
Мужик с машинками на трусах хмурится и говорит:
— Откуда вы знаете, как меня зовут? — Он подозрительно косится на меня и говорит: — Вас Бонни прислала со мной поговорить?
Элен заглядывает в гостиную, слегка наклонившись вбок. Открывает сумочку, достаёт пару белых перчаток и надевает их. Застёгивает крошечные пуговки на перчатках и говорит:
— Нам можно войти?
Предполагалось, что всё будет проще.
План В. Если дома мужчина, действуем по плану В.
Мужик с машинками на трусах снова подносит бутылку ко рту и всасывает в себя пиво, втянув небритые щёки. Остатки пива выбулькиваются в рот. Он отступает в сторону:
— Ну ладно, входите. Садитесь. — Он смотрит на пустую бутылку и говорит: — Пива хотите?
Мы заходим, а он идёт на кухню. Слышно, как он открывает бутылки.
В гостиной стоит только кресло-кровать, другой мебели нет. На картонном ящике из-под молока — маленький переносной телевизор. За раздвижными стеклянными дверями — маленький внутренний дворик. В дальнем конце дворика — большие вазы с цветами, заполненные до краёв дождевой водой. Цветы давно сгнили. Гнилые бурые розы на чёрных стебельках, махрящихся серым мхом. Вокруг одного из букетов обвязана широкая чёрная лента.
На потёртом ковре в гостиной — продавленный след от отсутствующего дивана. Продавленный след от комода, маленькие углубления от ножек стульев и столов. Большой плоский квадрат, выдавленный на ковре. Выглядит очень знакомо.
Мужик с машинками на трусах указывает на кресло-кровать:
— Садитесь. — Он отпивает пива и говорит: — Садитесь, и поговорим о Боге. Какой он на самом деле.
Плоский квадрат на ковре остался от детского манежика.
Я спрашиваю: можно моя жена сходит у вас в туалет?
Он наклоняет голову набок и смотрит на Элен. Чешет свободной рукой затылок и говорит:
— Конечно. В конце коридора. — Он указывает рукой, в которой держит бутылку.
Элен смотрит на пиво, пролившееся на ковёр, и говорит:
— Спасибо. — Достаёт из подмышки свой ежедневник, передаёт его мне и говорит: — Если тебе вдруг понадобится, вот Библия.
Её ежедневник с именами жертв и адресами домов с привидениями. Потрясающе.
Он ещё тёплый после её подмышки.
Она уходит по коридору. В ванной включается вентилятор. Где-то хлопает дверь.
— Садись, — говорит мне мужик с машинками на трусах.
Я сажусь.