Колыбельная белых пираний

Внезапно Вера вспоминает, как в своей возможной, потенциальной жизни однажды стояла на холме рядом с январским лесом и как дядя Коля заметил, что вдалеке все будто ищет соединения с воздушной высью, пытаясь преодолеть границу между землей и небом. И теперь ей кажется, что сама она может перейти эту границу в любой момент. Воспарить, унестись в высоту, как когда-то это сделала обглоданная до костей корова, стоящая сейчас рядом. Вобрав в себя единым вдохом весь воздушный простор над городом, Вера способна переместиться настолько далеко, насколько хватит взгляда. Вплоть до белесого солнца, прорастающего сквозь душную облачную пелену. Или даже дальше.

Ее свободная от имени и тела сущность с легкостью может перенестись куда угодно – в том числе и за стены домов. Заглянуть в любой уголок реального мира, никогда ее не знавшего.

Вон там, рядом с вокзальной площадью, на улице, где из канализационного колодца поднимается густой белый пар, в угловой квартире на третьем этаже хрущевки сейчас проживает Тоня.

В школе вместо никогда не существовавшей Веры у нее, конечно, была иная подруга. Более решительная, более находчивая. И эта подруга не-Вера не допустила даже Тониного сближения с невероятным Ванечкой. Каким-то образом быстро и навсегда отвадила его от школьного двора. Возможно, подключив свою энергичную тетю, работавшую в то время в милиции. И уберегла Тоню от сомнительного шарма скользких маслянистых глаз и почти налаженного бизнеса в Москве.

И вот Тоня выросла, располнела, устроилась работать кассиршей в окраинный супермаркет. Стала ярко краситься и носить крупные бижутерные серьги с едко-зелеными камнями. Вышла замуж за тихого, неразговорчивого, мучнисто-серого Матвея с хладокомбината. И родила ему двоих детей. Старшая девочка Даша сейчас сидит на ворсистом темно-коричневом ковре, уткнувшись в планшет с мелькающими мультяшными картинками. Мать сегодня сделала ей такой тугой хвостик, что девочкины ореховые глаза кажутся слегка раскосыми, оттянутыми к вискам. Младший, Егорка, мирно спит в кроватке – наконец-то, после стольких уговоров. Над ним неподвижно и беззвучно белеет мобиль в виде рыбок (еще от Даши остался). Самых обычных пластмассовых рыбок – беззубых и безобидных. Тех, что никогда не станут пираньями.

А сама Тоня сидит на кухне, пропитанной неизменным, никогда не исчезающим запахом жареного лука. За клеенчатым столом, робко жмущимся к стенке.

– Даша, не сиди на полу! – кричит она в комнату, сквозь распахнутую дверь.

Но девочка не реагирует, не двигается с места. Слегка хмурит брови и недовольно подергивает плечом.

Тоня не настаивает. Со вздохом переводит взгляд на окно, на пыльные замызганные стекла. Вспоминает, что еще три месяца назад собиралась их помыть. Но сил в последнее время совсем не осталось – все силы словно безостановочно утекают в открывшуюся где-то в глубине тела червоточину. И Тоня смотрит дальше, за окно, на видимый кусочек облачного неба с промоиной синевы.

Напротив нее сидит подруга не-Вера. Четкими энергичными движениями разливает коричневатую заварку из бледно-розового надколотого чайника.

– Что-то я подустала, – рассеянно жалуется Тоня. – От всего.

– Ну, бывает, Тонечка, период такой, – отвечает не-Вера. – Все наладится. Если хочешь, можем на следующих выходных за черникой съездить. Пока не похолодало. Заодно к Ане заедем в гости, она звала. Ты хоть обстановку сменишь, отвлечешься, развеешься немного.

Тоня в ответ задумчиво пожимает плечами:

– Может быть. Надо только с мамой насчет детей договориться.

Возможно, Тонина жизнь сложилась не совсем так, как она мечтала. Но все-таки сложилась, не оборвалась и продолжает складываться по сей день, непрерывно тянуться вперед. И в этой жизни как-никак было немало счастливых моментов. Например, вечер школьного выпускного, когда она предстала перед всеми в новеньком кремовом платье с открытой спиной. Таком элегантном, что даже высокомерная Регина позавидовала. Платье и правда было божественным и сидело на Тоне превосходно – подруга не-Вера подтвердила. В тот же вечер Артем из параллельного класса внезапно пригласил ее потанцевать, и от его близкого горячего дыхания Тоню насквозь пронизывала смутная незнакомая радость – острая и саднящая, словно содранная кожа. Или спустя пять лет, когда она только-только познакомилась с Матвеем. Когда они вдвоем сидели на крыше, пили сладкое тягучее вино из картонной коробки и смотрели, как вдалеке, где-то у самого края земли, заводские трубы отражаются расплывчатыми дымными хвостами в вечернем небе – словно в огромном кисельном озере. И как от летящего в неведомые края самолета остается длинная молочно-белая царапина. Или вот еще счастливый момент: когда родилась долгожданная Даша. Когда дергалась у Тони на руках – теплая, живая, совершенно потерянная в этом новом, незнакомом мире. Билась во все стороны своим крошечным беспокойным сердечком.