Колыбельная для моей звездочки

Бу, Ну и Фу давай визг визжать, так как солнце пополудни, а они всё ещё в исподнем щегла щеголяють, следовательно, панталонами. Одним словом – не суаре.

Бу бубнит:

– Бу-бу, носят черти всяких спозаранок…

Ну нудит:

– Ну и ну! Неуклюжий.

Фу фырчит:

– Фу-у, маман! Это не шарман!

– Плизир за компромантэ! – из последних сил держит фасон Пожилойгодиха, заслоняя обзор ошалелому принцу, чтоб тот, не дай боже, не опомнился до времени! Чтоб не засомневался, пока, значит, его не того. Пока не окрутят.

А девки разглядели на госте штаны в вензелях и давай метаться в платья. Естественно, кому замуж не хочется? Не знаю, как там где, а у нас таких девок не водится, чтоб им, значит, не хотелось… Запрыгнули и из-за маменькиной спины рожи принцу корчат, изображая томную загадочность. Только невоспитанный кот вырвал хвост из-под сапога принца, поглядел на тарарам и давай пальцем у виска крутить. Конечно, замуж ему выходить не надо!

От этих приключений и зрелищ контузия у Его Высочества стала проходить, и Пожилойгодиха по лицу принца поняла: надо спешить.

– Давайте уже мерять скорее вашу туфлю! – рассыпалась она в комплиментах.

– К чёрту обувь! – неожиданно заявляет Высочество: он хоть и сказочный мужчина, но всё-таки и его прошибло. – Я отказываюсь!

Девки в рёв.

А тётка как завопит:

– А ну, меряй моим дочкам туфлю, зараза брюссельская. А то как дам коромыслом промеж глаз!

– Хоть ядром на части! Чего это я сдуру буду жениться?! – заявляет окончательно очухавшийся принц и пятится на выход.

– Надо взять себя в руки! – сказала тётка, но взяла не себя, а туфельку, которую нужно было мерить, и – хлобысь ею принца промеж глаз. – Тогда будешь пугалкой! Ужасно страшным! Пока не женишься! Или нет! Не так! Пока не полюбит тебя кто, ужасного, – вот какое оно, моё заклятие! Моих девок не берёшь в жёны, но и новых девок мне не надо! Будешь журавлей от подворья отпугивать, поскольку девок видеть больше не желаю.

Сказала тётка как отрезала – и обернулся прекрасный принц пугалом. Да таким страшным, что тёткины девки реветь перестали, а кот – брюхо зализывать. Схватила Пожилойгодиха зачарованного принца в охапку, выскочила из избы и воткнула на огороде. Журавель, как это пугалко увидел, клювом с перепугу щёлкнул и, спотыкаясь и путаясь в огородной ботве коленками, пошёл на взлёт. Даже про девчонку свою начисто позабыл из-за перепугу.

А тётка девчонку увидала в ботве и с досады только и вымолвила:

– А это ещё что такое здесь?

А девочка ей из-под брюссельского капустного листа:

– Кое-что!

И с тех пор так девочку и прозвали – Коечто.

Как только утро займётся, Пожилойгодиха, не поднимая голову с подушек:

– Коечто, перекусить бы!

Коечто, следовательно, за стряпню хватается.

Девки с лавок:

– Коечто, в избе бы прибрать!

Коечто – за веник. А девкам того мало, так они каверзу ей норовят соорудить. То мышеловку подсунут ей в постель, то ещё какую беду. Втемяшилось девкам, что из-за Коечто они замуж за принца не выскочили. Будто она в этом трагическом событии виновата. Эх, люди!

И даже кот с печки гнусавит:

– Коечто, добавить бы к сметане. Например, мышь. Белую. Экспериментальную.

А Коечто шёпотом коту, чтоб никто не слышал:

– Сам ты экспериментальный…

И так день за днём мечется Коечто по хозяйству. Будто муха об стекло. Или рыба об лёд. Или хандра об дождь.

Одно спасение у Коечто – рядом с пугалкой на огороде, потому что к страшилищу никто не приближается. Даже Пожилойгодиха и её дочки обходят пугалку стороной. Бывало, прислонится Коечто к пугалке – и так они стоят, будто парочка. Особенно если издали посмотреть.

– Бывают такие места, где цветы выше роста… – шепчет пугалке Коечто.

– Бывают такие места, где звери понимают язык… – шепчет пугалке Коечто.

– Бывают такие места, где… – шепчет пугалке Коечто.

Правда, что именно шепчет девчонка – малоизвестно, потому что никто приблизиться к ним не мог из-за страшного вида пугалки. Разве что отдельные слова доносило ветром до штакетника…

А пугалка обнимает Коечто своими развевающимися на ветру пустыми рукавами, будто охраняет. И им хорошо вместе.

– Почему тебя боятся? – шепчет пугалке Коечто. – Ты добрый и красивый. По-своему. Если б я тоже была пугалкой, я б тебя любила, – шепчет пугалу Коечто. – Мы б стояли вместе, – шепчет Коечто. – Оба страшные. Чтоб никто к нам не приближался и не обижал.

А к ним и так никто не приближался. Все издали норовили общаться…

И вот однажды случилося. Совпало.

Как Пожилойгодиха от хаты закричит:

– Коечто! Навоз немедленно из хлева!

А Ну, Фу и Бу визгом из раскрытых окон:

– Коечто! Самовар, плюшек, круассанов!

А Коечто будто не слышит. Стоит, обняла пугалку.

– Я кому сказала, мерзкая девчонка?! Навоз!

– Круассаны! Самовар!

– И мышь заводную, электрическую! Радиоуправляемую чтоб!

Ну, на этой глупой мыши, наверное, всё и перевернулось в голове у Коечто. Или, как говорят умные люди, мышь стала последней каплей терпения.

– Как же я тебя люблю, пугало моё любимое! – проговорила Коечто, сама не догадываясь, что произносит те самые волшебные слова Пожилойгодихиного заклятия.

И заклятие расклятилось!