Колыбельная для жандарма

– Чему тебя учили? Забыла? Компьютерный гений? – Сталь лязгала. Голос звучал презрительно. – Тебя можно достать. Здесь. И здесь. – Алекс полоснул по лезвию Варвары от кончика к рукоятке и выбил шпагу. – Возмутительно!

Девушка попыталась подхватить оружие левой рукой, но противник повторил движение, и клинок снова очутился на земле.

– Убита. – Его шпага уперлась дочери в горло. – Голодная и мертвая. – Он был разочарован.

Елена сверху смотрела на них. Ей сделалось грустно. Всей душой она хотела бы принадлежать к такой полнокровной, настоящей жизни. Где есть и танцы, и верховая езда, и горячий свечной воск на пальцах… Есть поцелуи у чугунной решетки в ночном саду. Но ей навсегда досталось лишь гулкое эхо в пустых залах.

Алекс заметил бабушку с невестой на галерее.

– Где завтрак? – зверским тоном потребовал он.

– В столовой, конечно, – возмутилась баронесса. – У вас все привычки перепутаны! Ты в поисках овсяного пудинга пришел в арсенал?

– Овсяного пудинга? – Голос внука сделался еще более зверским и обиженным одновременно. – Мяса, бабушка. Ну хоть ветчины на крекерах!

– Пудинга! – рыкнула баронесса. – С земляничным вареньем. – Она кокетливо заулыбалась. – Ну и крекеры, сыр, ветчина, яйца в мешочек.

Все перечисленное примирило Кройстдорфа с действительностью. К овсянке он, конечно, не притронулся. Но строго, стоит бабушки, проследил, чтобы девчонки проглотили свою порцию. А Варвара – две, в наказание за «слабую шпагу» утром.

– Ешь, ешь, – дразнил ее отец. – Сразу видно, силенок не хватает.

Елена не без опаски следила за каждым движением хозяев Фаля и повторяла его, потому что не знала, какой из трех ножей пустить в дело, не говоря уже о разнообразии ложек и ложечек, которые были поданы к каждому прибору.

Как они ели! Тщательно пережевывали пищу и обменивались недлинными взвешенными репликами. Не частили, не проглатывали куски, не начинали говорить с набитым ртом. Это еще что! Они вообще не притрагивались к еде, пока слуги не переложат ее с блюд на тарелки. Казалось, исчезни роботы из зала, и господа в полной беспомощности застынут с поднятыми вилками и ножами, не зная, что делать дальше. С резных дубовых хоров звучала тихая, способствовавшая пищеварению музыка, и Елена вообразила себе маленький оркестрик из скрипачей и флейтистов, спрятанных за ширмой.

– Ну не до такой степени, – шепнул ей Алекс. – Там диск.

Слава богу! А то уж она не могла есть. Многие думают, будто аристократов от прочей публики отличает стремление резать яблоки. На самом деле благородные люди легко жуют под музыку. А вот «дети тех, кто наступал на белые отряды» и приехал в светлое будущее на паровозе, стесняются – они непроизвольно складывают вилку с ножом. Елена считала, что это правильно.

– Нам уже приготовили лошадей, – сказал после завтрака Кройстдорф. – Поедем, я покажу имение.

Гостья опешила.

– Но я не умею.

– Чего тут уметь? – пожал плечами Алекс. – Села на лошадь, она тебя везет.

– Поезжай, милая, покатайся, – ласково произнесла баронесса. – Где еще в вашей сумасшедшей жизни найдется минутка?

Собственные конюшни. Хорошие голштинские жеребцы. Алекс подсадил невесту и заверил, что будет держать ее лошадь под уздцы. Она может схватиться обеими руками за луку седла. Если ехать шагом – не упадет. Но когда тронулись, Кройстдорф коварно перекинул спутнице поводья и пустил своего коня рысью. Сначала Елена не почувствовала угрозы: пусть скачет, если нравится. Но и ее кобыла, весело подняв хвост и не обращая внимания на панику всадницы, дергавшей узду, побежала за жеребцом хозяина. Коренева еле усидела.

– Ты хочешь, чтобы я свалилась! – закричала она. Алекс поздновато понял свою ошибку. Его дама была в гневе. – Ты постоянно подчеркиваешь свое превосходство! – Он уже поймал злополучную кобылку за узду и осадил ее. – Зачем было везти сюда? Чтобы я осознала всю разницу… – Она осеклась, поняв, что он не нарочно. – Теперь я буду есть одной вилкой, и мне плевать, что обо мне подумают.

– Да с самого начала надо было плевать! – рассмеялся Кройстдорф. – В отместку можешь научить меня кататься на коньках, обещаю орать и падать сколько тебе будет угодно.

– Ты не умеешь ездить на коньках? – поразилась спутница.

– Умею. Но орать буду.

Когда они вернулись в замок, Карл Вильгельмович жестом приказал отвести лошадей в конюшню, но вместо главного входа повел Елену к боковому. Они миновали флигель, длинный коридор и оказались в одном из пустынных залов левого крыла. Здесь явно прибирались, но никогда не бывали.

– Вот тут. – Алекс показал на старый наборный паркет, который в одном месте был темнее, чем в других. – Тут их и убили. Настоящих Кройстдорфов. Мужа и жену. Он был военным врачом. Но и бароном тоже. Поэтому в девятьсот восемнадцатом, когда местные крестьяне вырезали немцев, с ними не стали церемониться.