Колыбельные неведомых улиц. Разговоры с бездомными об их жизни

И получилось так, что лет четырнадцать, наверное, пацану, может, даже меньше. Подъезжает на скутере: чё у вас, говорит, за проблемы такие? Я говорю: ты вообще, щенок, откуда? Над ним начали издеваться… А мы носили „мухи“ двадцать вторые, противотанковые. И я тогда, помню, три штуки положил, а он берёт одну, хапает и на скутере съёбывается от нас. Мы говорим: там танк, на хуй… И раз, он его объезжает и – в жопу ему как дал с этого „сапога“. С трубы, с „мухи“ двадцать второй – в танк! Разворачивается и – к нам ехать.

И штиль, короче, ему попадает в ногу. Мы накидываемся, этого пацана отбиваем и за счёт него, того, что он танк поджёг, поджечь поджёг, но они могли ещё по нам стрелять. Но они испугались того, что огонь пошёл, выпрыгнули с танка, и мы их уложили за счёт этого. Думали: спасём этот танк, потом как он ёбнул – башня на пятьдесят метров отлетела. Мы думали: для себя технику, если танк бы взяли 82,5 – это хороший, почти как „Абрамс“. В ногу попали ему, две кости перебили, чуть ниже колена. Те просто не ожидали, что пацан-малолетка это сделает. И как потом местных чем-то обидеть можно? Хотя были придурки…

Там я тебе объясню: мы-то своей группой, все с Москвы, с России, все – бомжи. А там получалось так, что мы в свою группу никого не брали. А когда уже потери пошли, нас начали сливать, а сливать начали местные, Глобус особенно сильно сливал. Если ты слышал, „Голубые береты“ украинские, солист Серёга Глобус. Вот он нас сливать начал, сука, и надо было уже набирать народ.

Был там случай, когда дед в восемьдесят два года приходит и раз: пять документов приносит правосеков. Я говорю: ты откуда? Он говорит: да вот, достаёт АПС Стечки, а потом узнаю, он, оказывается, вообще кэгэбэшник бывший. В восемьдесят два года воевал, а молодёжь – все прятались под юбки. Бывало, знаешь как? На Кировске стояли, когда уже Кировская шахта, „Мусорка“ называлась. Приходит пятнадцатилетняя девка. – Ты чего пришла? – А мне секса хочется. Пинка ей дали и она побежала домой. Ты, чё, дура, что ли вообще, малолетка конченная? Вот так доходило. А мы думали по-своему: наверное, по-любому укропы её подговорили, мы же троих-то расстреляли из-за бабы. Подговорили и хотят нас расстрелять. Мы – ей пенделя, на хуй, и она бежать к себе, так вот было.

А даже было знаешь как? Расскажу, в Енакиево это было: нас отправили на две недели отдыхать, а мы – своей группой, у нас осталось тогда пять человек. Группа-то у нас большая, восемнадцать человек была, а нас осталось пятеро – ну, первый костяк. И мы своей группой сняли квартиру за тысячу гривен: хозяйка аж танцевала, что так много ей заплатили. На третьем этаже мы жили, на втором этаже я не знаю, кто жил, а с первого этажа гребёт к нам бабушка на третий день. А мы чисто пьём, пьём спирт, нам как раз медицинский спирт прислали ребята знакомые. Пьём и не выходим никуда, а оружие мы сдали, нам нельзя оружие. Ну как, личное-то есть: пистолет-то, а автоматы, всё мы посдавали, ну – от греха подальше. Да и этих-то оставили по одному патрону, на всякий случай, чтобы если вдруг эти наступать будут, чтоб хоть себя пристрелить. Потому что до передовой тоже недалеко: выстрелы, взрывы всегда слышались.

И пьём, пьём, пьём и бабушка скребёт: раз, раз – стучит к нам. Я потрезвее тогда был, выхожу, говорю: чего, бабушка? Думал, может, там помочь чего, а она говорит: а вы чего тут творите? У меня, говорит, с потолка кровь капает. И берёт меня за руку: она видит, что я трезвый, а там вповалку падают. И Вирус ещё со мной пошёл, выходим на второй этаж, стучим – никто не открывает. Вирус поддатый, бах – дверь выбивает. Заходим туда, короче, труп лежит с топором в башке. Заходим туда, а там четыре наркомана „крокодил“ жарят. Это Вирус чего-то знал про это, он мне говорит: да это „крокодил“, самый тяжёлый наркотик. Я сел поддатый, по хую всё, вон ствол лежит. Я говорю: чё с мужиком-то? – А он так пришёл, с топором в башке. [Смеётся].

Ну, позвонили в отдел, у нас ФСБ называется, а у них – НСБ, к Носу, к знакомому. Он говорит: сейчас ребята приедут. Ребята приехали, вытащили этих четверых, пиздили, пиздили их прямо перед домом. И начали их выстраивать, расстреливать. Я выбегаю, говорю: вы хоть в овраг их отведите, чего вы прямо перед домом, блядь?! А тем по хую. Я говорю: вон, на окна посмотрите, там дети смотрят, ёбанный в рот! – Наркоманов, говорит, надо мочить прямо сразу. И, короче – бах-бах-бах. Прямо перед домом – чтобы дети видели, чтобы наука была. Я обалдел вообще, я говорю: да вы что – люди же смотрят!