— Вам правда хорошо? — она, не мигая, смотрит мне в глаза.
— Вы хорошая девушка, Соня, и мне правда хорошо с вами.
— Только не надо смеяться, ладно?
— Я и не думаю.
— Какой тут низкий потолок, кажется, дым от самого пола. А я подумала, вы просто так говорите. Если вы правда не умеете танцевать, то давайте я вас водить буду. Или это неприлично, когда мужчину водят?
— В танцах — ничего, за нос — неприлично.
— Я бы вас не стала водить за нос, — серьезно сказала Соня.
Я посмотрел на парня, который тащил ее танцевать. Короткий ежик, рубцы на щеках и верхней губе — он походил на борца.
Зоя принесла кофе. Мы подождали, пока стало тесно, и тоже пошли танцевать.
— Как получится, — сказал я.
— Нормально получится, — заверила Соня.
Танец кончился, и мы стали пробираться к своему столику. Соня вдруг негромко ойкнула и закусила губу. Парень отдернул руку. Недолго думая, я врезал ему от души… Потом трудно было разобрать, кто кого бил.
Меня выручил Митя, как очевидец, поддержала и тетя Поля. Я расплатился за причиненный ущерб, и инцидент был исчерпан.
Висевшие на кронштейне часы показывали одиннадцать. Лениво падал снег. По торцовой мостовой процокала запряженная в хлебовозку лошадь. Обдало запахом свежего хлеба.
На обочине стояла «эмка». Заглянул — знакомый водитель.
— Эх, прокачу! Садись. Кони мои вороные!
— На Восьмую Советскую, — попросил я.
— Сей момент, — и шофер подал мне заводную рукоятку — кривой стартер.
Машина затарахтела, и мы уселись на заднее сиденье. Соня приложила к моему глазу пахнувший дешевыми духами платок. У нее была маленькая горячая ладонь.
Мы подкатили к длинному бараку.
— Ну что ж, Соня, если бы, как говорится, не досадные мелочи… а так все было отлично?
— А вы не зайдете разве?
— Как-нибудь в другой раз, Соня.
На обратном пути шофер сказал:
— Правильно сделал. Знаю я эту девицу, да и червонец при тебе остался.
— Пошел ты, пошляк, много ты понимаешь.
Шофер обиделся, резко затормозил. Я вышел из машины.
— Сам ты чувырло нестроганое! — рыкнул он мне вслед.
В котловане ухали копры, ревели самосвалы. Ночная смена рабочих стекалась с берегов Ангары и растекалась по агрегатам. Наша бригада бетонировала основание отводящей трубы канала. Работа была напряженная все эти дни, и я не выбрался в город. И только в воскресный день смог прийти на Большую улицу. Мне хотелось увидеть Соню. Я все еще чувствовал ее маленькую горячую ладонь на своем глазу. Снова я ее увидел у кинотеатра.
— Привет, Соня!
— А я вас еще издали узнала. Я вас каждый день жду.
— Вы очень изменились, впрочем, нет, что это я, вы такая же милая.
— Не смейтесь. Я устала вас ждать.
— И я скучал о вас. Зайдем? — кивнул я в сторону ресторана.
— Не надо, зачем тратиться, лучше в кино или так погулять. Это нехорошо, что я сама вас зову?
— Да нет, Соня. Идем, куда скажете.
— Знаете, я многое поняла. Может быть, я и раньше понимала. Люди, в сущности, так мало знают друг про друга, правда ведь?
— Вот вырастешь большая-пребольшая и все узнаешь.
— Как вы думаете, меня примут на работу без трудовой?
— Ну, конечно же, примут.
— Вы со мной только, пожалуйста, не сюсюкайте, говорите нормально, я хорошо вас слышу и понимаю. Но вот что, вдруг не смогу или не сумею или люди от меня отвернутся, так ли велик наш город, где тут спрячешься?
— Главное — твердо решить, и чтоб без отступлений, а люди поймут, хороших людей на свете ведь больше.
— Ну, что мы тут торчим? — я взял Соню под руку.
— Удобно ли вам? — сразу отстранилась она.
— Пустяки, мы есть мы, и не вешай нос!
На Большую, как в Иркутске называют главную улицу, вывалил народ сразу из трех кинотеатров, расположенных рядом и напротив. В нашем городе всегда так: когда идут из театров и кино, то по мостовой словно река течет, затопив всю улицу от домов до домов. И от шарканья ног образуется гололед.
Людской поток выносит нас до самого берега Ангары, тут он распадается на ручейки, а ручейки, словно струйки в песке, пропадают у домов. Здесь, на берегу, тихо, серая вода, мутные в тумане деревья. А с той стороны поросячий визг «маневрушки» — на том берегу вокзал.
— Летом здесь все по-другому, — говорит Соня, — в городе душно, а здесь приятно. Много лодок, бакены, как треугольники полосатые, правда, похожие? А как ваш немецкий?
— Ну его к шуту, заучился. Как-то пришли ребята в общежитие, меня спрашивают, а тетя Шура, уборщица наша, развела руками и говорит:
— Свихнулся парень, не по-нашему здороваться со мной стал!