Командир Особого взвода

  - Там... странно, - чуть замешкавшись сказал Ласс. - С другой стороны, у крислирр *** недавно стояла деревня...

  - Ну да, точно, Николаевка это! - встревожившись, быстро закивал головой Родионыч. Старшина быстро положил руку ему на плечо, останавливая. Сам он в это время вспоминал заученную наизусть карту.

  - Отметки сто восемьдесят семь и девять, двести тридцать и три, - пробормотал он. - Дальше?

  - Теперь деревни там нет, - бесстрастно сказал Тар'Наль. Его слова как громом поразили Родионыча, который откинулся назад. Палка, служившая старику опорой, упала в траву.

  - Как же...? - выдохнул он и зашелся в рвущем кашле, колотя себя здоровой рукой в грудь. Альвы даже не посмотрели в его сторону.

  - От домов остались одни... фундаменты, - Тар'Наль останавливался, подбирая чужие слова, но на родной язык не переходил, помня о том, что Старший тоже заговорил с ними по-русски. - От бревен только щепки. Все поросло красным мхом. Такого больше нигде нет. И во мху - кости. Кругами, выложены ряд за рядом. Сначала мужские, но внутренний круг - только детские. Женских нет.

  - Дальше, - голос Нефедова царапнул жестяно, - разбираться будем потом.

  - В кругу - столбы, глубоко вбитые, - это снова был Ласс, он говорил равнодушно, а руки альва в это время на ощупь разбирали затвор винтовки, проверяя, все ли в порядке. - На столбах скелеты. Это не жители деревни.

  Тар'Наль шагнул вперед и протянул старшине лоскут материи. Тот взял его, вгляделся - и Родионыч впервые увидел, как у Степана Нефедова исказилось лицо и задрожала щека, располосованная глубоким сизым шрамом. Лоскут оказался нарукавным знаком.

  Крест, вписанный в пятиконечную звезду.

  - Их жрали живьем, Старший, - сказал Ласс, - начиная с ног. Кости перемолоты в кашу, раздроблены в порошок. И всюду на костях следы зубов. Я принес.

  Он вытащил из-за пазухи что-то, аккуратно уложенное в кожаный чехол. И вытряхнул на крыльцо обломок берцовой кости человека. Родионыч глухо застонал, заматерился, но старшина, не брезгуя, взял кость, поднес близко к лицу. Ноздри его раздулись, зрачки в глазах уменьшились, стали с булавочную головку.

  - Здесь кран тарен ****, - сказал он, положив кость обратно на теплые доски. - И не один. Текучая вода не дает им перейти реку, и это к лучшему. С севера и запада их держит изгиб Енисея. На востоке - две речушки, Большая и Малая Тель. Это хорошо. А вот на юге - только Кантат, совсем узкий и петляет как попало, да еще дорога вдоль него идет. Эх, елки-палки! Был бы этот чертов сын один, можно было бы попробовать. Но против двоих-троих переть малыми силами не выйдет. Даже большими людскими - никак. Так можно и последние штаны потерять, и мамка не дождется. Ну, цветочки-лютики...

  Старшина вроде бы балагурил, но старый шахтер, присмотревшись, понял, что он лихорадочно думает, отбрасывая разные варианты, мысленно прокручивая ход действий. Внезапно Нефедов замер, и его взгляд, направленный куда-то в одну точку, снова ожил.

  - А вот так мы еще не пробовали, - сказал он. И непонятно добавил:

  - Старые долги надо платить.

  * * *

  Еще один день промелькнул над немноголюдным Атамановым быстро и незаметно. К вечеру над Енисеем собрались тучи, накрапывал дождь, морща студеную воду. Весь день Нефедов где-то пропадал и вернулся только к сумеркам - усталый, с ног до головы перемазанный болотной грязью и еще какой-то пахучей дрянью. Но он казался веселым, зашвырнул в угол какие-то гнутые железяки, а на короткий вопрос Родионыча - не принять ли по одной, - только рассмеялся.

  - Да я не пью, Илья Сергеич, вот ей же ей! А чайку твоего знаменитого, на травах, охотно принял бы, чайничек или даже два.

  Пока дед заваривал чай, старшина насвистывал что-то бодрое. Пили при керосинке, потому что опять отключилось электричество. "В грозу завсегда так", - объяснил Родионыч, матюгая местную подстанцию.

  Степан, обжигаясь, выхлебал сразу целую кружку крепкого душистого чая, налил еще одну, выпил до половины и только тогда откинулся к стене и закурил, вытирая вспотевший лоб.

  - Чего, Матвеич? - спросил старик. - Ждешь кого, ли чо ли?

  - Жду, - ответил Нефедов и прислушался. за окном совсем уже стемнело, только барабанил дождь по стеклу. Внезапно во дворе коротко гавкнула собака, захлебнулась тоскливым воем и притихла, повизгивая, как щенок.

  - Чо это там Шарик занервничал? - Родионыч поднялся было, но старшина молча протянул руку, сказал:

  - Сиди. И не бойся того, что увидишь.

  Потом он повернулся лицом к двери и громко сказал:

  - Заходи как можешь. Приглашаю.