В декабре командир бригады предложил мне подменить на две недели командира однотипного корабля. Командир этот не догулял свой отпуск. Я с радостью согласился. Через несколько дней мне приказали перейти к другому причалу для смены боевых торпед. Перешли, сменили торпеды, отошли от причала, пошли швартоваться к своему причалу правым бортом вторым корпусом к однотипному БПК. И хотя была полярная ночь, погода была тихая, благоприятная для швартовки. Судоводитель я уже был достаточно опытный (откомандовал двумя кораблями), обстановка была простая и действовал стандартно и спокойно. Однако, при попытке дать малый задний ход на приказание машинного телеграфа, турбины не отработали, я пытался дать средний полный назад, но турбины медленно отработали самый малый назад, что было совершенно недостаточно, да и поздно.
В результате своим правым якорем мы серьезно повредили надстройку корабля, к которому швартовались. Ошвартовавшись, немедленно стали разбираться, в чем дело. А дело оказалось весьма простым – грубейшее, преступное невыполнение инструкции старшим механиком (командиром БЧ-5). В связи с тем, что наш маневр перехода с одного причала на другой должен был занять всего около 15 минут, он приказал поднимать пар во всех четырёх котлах лишь до 30 атмосфер, а положено было до предельных 64-х. При реверсе с переднего на задний ход давление в котлах было лишь 28 атмосфер и, естественно, машины не могли отработать заданный им ход.
На следующий день меня вызвали к исполняющему обязанности командующего флотом первому заместителю командующего вице-адмиралу Ховрину Николаю Ивановичу. Выслушав меня, он предъявил мне претензии совершенно по другим вопросам, чем я ожидал. Первое – почему я вступил в командование кораблем, не выходя в море, не опробовав, не почувствовав его. И хотя было очевидно, что это вина комбрига я принял это обвинение полностью и на себя. Ведь прояви я твердость и принципиальность, ком- бриг бы вынужден был организовать выход корабля в море. Врасплох застал меня вопрос – пил ли я чай с матросами и старшинами стоящих на маневровых клапанах. Николай Иванович хотел сказать, что командиру нужно лично знать людей, от которых зависит манёвр и безопасность корабля (маневристы, рулевые и т.д.). В дальнейшем Ховрин стал командующим Черноморским флотом, но мне, к счастью, иногда приходилось встречаться с ним. Его выступления, благодаря исключительно образной речи запоминались надолго, некоторые навсегда.
Ну, а финал этого происшествия был таков. Меня лишили допуска к управлению кораблём, но не ранее, чем прибыл из отпуска штатный командир. Для сдачи экзаменов и зачетов для восстановления допуска мне хватило двух недель. Командира БЧ-5 я рекомендовал комбригу, который тоже получил дисциплинарное взыскание, отдать под суд. Но командование не согласилось, а я, не будучи штатным командиром, не мог сделать этого. Впрочем, через некоторое время этого механика сняли с должности и демобилизовали.
Командир БПК «Смышленный»
В марте 1972 года меня вызвал командир 7-й оперативной эскадры контр-адмирал Соловьев Н.В.. Всю мою историю он знал и предложил должность командира БПК
«Смышленый» пр. 61, который через месяц с небольшим уходил на боевую службу. Я с радостью согласился. Ждать, когда достроят «Доблестный» и относительно бездельничать мне давно надоело. Тем более, что БПК пр. 61 был красивейшим военным кораблем мира. Американцы называли его «поющим фрегатом». «Пели» у него четыре газовые турбины по 18 тысяч лошадиных сил каждая.
Приказ о моем назначении пришел за пять дней до выхода на боевую службу, поэтому со мной пошел предыдущий командир А.В.Хохлов. Зная меня, командир эскадры предупредил нас, чтобы мы не вздумали «делить» власть. Но это было исключено. Хохлов на шесть лет старше меня, он так же как Валентин Пикуль начинал службу мальчишкой – кадетом на Соловках. Но не это главное. Главное было то, что Хохлов был одним из самых порядочных, честных, смелых (в том числе со своим начальством), офицеров, которых я встречал за время своей службы. Поэтому боевую службу мы провели в большом согласии и с удовольствием. А заодно, я не торопясь принял у него дела с помощью внутренних корабельных комиссий. Службу снабжения перед выходом на боевую службу проверяли ревизоры флота (два подполковника), акты, ревизии которых мне и представили.
После боевой службы корабль направили в Ленинград на Ждановский судостроительный завод для капитальной модернизации и ремонта, для чего корабль подняли на стапель, где он находился более полутора лет. Экипаж перевели в старинные казармы у Крюкова канала, между Поцелуевым мостом и площадью Труда. Питание экипажа должна была осуществлять береговая база. При этом переводе выяснилась недостача продовольствия на одиннадцать тысяч рублей (стоимость «Волги»).