Читаем Командир пяти кораблей северного флота полностью

Я, глядя вслед уходящему катеру, подумал: «Очередная парткомиссия». И не ошибся. Уже на следующий день ко мне пришел один из членов парткомиссии с соответствую- щей анкетой, хорошо мне знакомой. Он пытался меня успокоить ( хотя я и не расстраивался), ссылаясь на инструкции ЦК КПСС. Действительно инструкция эта гласила, что рассматривать дела членов и даже кандидатов в члены КПСС менее, чем за месяц до выхода на боевую службу нельзя. А если это абсолютно необходимо, рассматриваемый убирается с корабля. А убрать меня было невоз- можно.

На парткомиссии Мудрый заявил следующее: «Рассматривая Пыкова мы нарушаем инструкцию ЦК КПСС, но поймите – мы с командиром эскадры власти на «Киев» не имеем, поэтому обращаемся к парт комиссии за помощью». Задумка была такая – пожурить меня как следует, я раскаюсь, и все закончится вызовом меня на парт- комиссию. Однако я раскаиваться, конечно, не стал и в частности заявил, что гауптвахту на корабле можно будет ликвидировать, лишь ликвидировав меня, а это мол, вам

не по зубам. От такой наглости товарищи поначалу потеряли дар речи, а когда очнулись, попросили меня выйти и подождать, а сами стали совещаться. Совещались минут сорок. Пригласили, объявили выговор без занесения в учетную карточку. Это было мое двенадцатое партийное высказывание. Последнее, тринадцатое, я получу только через три года, уже в академии. Я конечно бы мог пожаловаться, взыскание наверняка бы отменили, Мудрого и секретаря парткомиссии ( а это был мой бывший замполит по крейсеру «Мурманск» Игнатьев , мой товарищ и собутыльник) наказали. Сознательное нарушение инструкции ЦК КПСС никому бы не простили.

Но мне противны были эти дрязги и инициатором их я никогда не был. А гауптвахта продолжала функционировать, хотя народу там собиралось все меньше и меньше. Видимо народ становился действительно более сознательным, но определенной доле сознательности он был обязан этой самой гауптвахте.

Теперь о роли замполитов, партийной и комсомольской организациях. Полезность замполита, как любого другого офицера, зависела от его способностей и квалификации. К сожалению способных и квалифицированных было мало. А те немногие, которые были, приносили весьма и весьма ощутимую пользу. Пример – мой замполит А.А.Пенкин. Умный, образованный, доброжелательный, искренний, с большой человеческой совестью. Несмотря на его мягкий характер, он среди всех категорий личного состава пользовался непререкаемым авторитетом. Искренность его подкупала.

Были и другие толковые политработники калибром помельче. Это я об отдельных людях. В целом же институт политработников характеризовался лицемерием и демагогией. Казенные их слова, которым не верил ни их произносящий, ни слушающие его, для дела были бесполезны. А вот многие замполиты были несомненно нужны их командирам, они их сдерживали от командирского беспредела. Командиры поглупее в этом случае начинали воевать с ними, командиры поумнее были им благодарны. Лично я очень благодарен своим замполитам по крейсеру «Мурманск» и «Киев» Игнатьеву и Пенкину. В своем поведении при них я был намного раскованнее, зная, что если я за- рвусь, они мне тут же об этом скажут.

Теперь о партийной организации. Она, как ни странно это слышать от человека имевшего 13 партийных взысканий, была довольно полезным инструментом для решения наших задач. Полезность ее заключалась в том, что она из- рядно дисциплинировала своих членов, а членами были как минимум все старшие офицеры. Пустопорожние разговоры на партийных собраниях, конечно, ничего не давали, а вот партийные взыскания давали очень многое. Партийное взыскание было в десятки раз весомее дисциплинарного. Дело в том, что офицер, имеющий партийное взыскание не мог получить ни очередного воинского звания, ни повышения по службе. Устанавливались минимальные сроки до возможности снять это взыскание. При мне в начале это было полгода, затем год и наконец, пол- тора года. Это называлось усиление влияния партии. Круп- ные дисциплинарные взыскания (начиная с командующего флотом) обязательно сопровождались партийными.

Это была узда для офицеров, особенно старших, т.к. никто не мог получить звание капитан третьего ранга (майора), не вступив предварительно в партию. И хотя это по- ложение нигде документально закреплено не было, соблюдалось неукоснительно. Так что польза от партийной организации, особенно в деле укрепления и поддержания дисциплины, в том числе искоренения «годковщины» безусловно, была.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное