Командировка

^{У Валентины Поваровой теперь две дочери: кроме Снежаны есть еще и Танечка. А Снежана уже ходит в школу. Но жизнь вписывает в судьбы наших героев не только счастливые страницы. Семейная жизнь молодых Поваровых все как-то не складывается. Александр то живет с семьей, то куда-то от них уезжает. Пробовали ездить за ним, но с маленькими детьми это нелегко. «Наверное, разойдемся», — писала Валентина из Тольятти, где ее приютила старшая сестра. Вале хотелось бы остаться в этом городе, и я пыталась оказать ей в этом содействие. Осталась ли? Больше писем я от нее не получала…}

Песня остается с человеком

Есть птица, говорят, одна,

Без крыльев, говорят, она,
Когда бы дали крылья ей,
Жилось бы птице веселей,
Нам, молодцам, еще трудней,
У нас так мало нужных дней…

(Из вейнахской народной поэзии)

В Грозном почти ежевечерне я заходила к Шахбулатовым. Зоя ставила на плиту чайник. Аднан приглашал к телевизору. Иногда я заставала у них мать Аднана. Молчаливая, легкая в движениях, она бесшумно хлопотала по хозяйству, улыбаясь мне из-под платка. Не только гостю, но и друг другу улыбаются здесь дружелюбно, как бывает обычно в семьях, связанных общим счастьем или общим несчастьем.

Трудным был первый вечер, первый разговор. Для меня даже не сам разговор, а его ожидание и первые полчаса-час. А Шахбулатов испытывал неловкость оттого, что кто-то приехал и по долгу службы будет интересоваться тем, о чем ему не хотелось бы говорить. С той естественностью, с которой отвлекаются от случайного предмета, он заговорил о музыке.

А здесь он предпочитал точность, не терпел приблизительной истины, и чем круглее обкатано слово, тем настороженнее был к нему Шахбулатов. Вдруг заявил, что «слагать» песни как раз и нельзя, что песня — не стихи и не музыка, а нечто третье.

Возвращалась я в гостиницу, когда город уже спал. Влажный асфальт, сизые облака молодой листвы над головой, мелькающие в небе огни безмолвного самолета были как из рассказа Шахбулатова об одной его песне. В поздний час он шел из телецентра домой. На бульваре почти не было прохожих, только старая женщина, остановившись, смотрела вверх, где между ветвей и звезд скользили цветные огни. «Сына жду, — сказала она Аднану. — Летает сын». И Аднан подумал: если там, наверху, сейчас ее сын, он должен в эту минуту непременно почувствовать, как ждут его на земле. Дома он сел к столу и попробовал набросать слова будущей песни. Утром перечел, порвал, пригласил друга поэта, объяснил ему тему. Песню «Ночной полет» они написали, разучили с ансамблем, она много раз исполнялась и многим нравится, а композитор говорит: не получилась песня, того ощущения, которое он испытал на бульваре, передать не удалось. Сказал он об этом легко, без досады. Неудача давно позади и давно продумана.

В следующий вечер я вернулась к той же теме: почему песню нельзя «слагать».

— Нельзя складывать из составных частей. К словам пригонять музыку, к музыке слова, к куплету припев. В песне и музыка, и слова сплавлены вместе, как бронза в колоколе: от удара он звучит, а не раскалывается. Чтобы не «раскололась» песня, ей нужен образ. Цельный и неделимый. Иногда я нахожу этот образ в жизни, как тогда на бульваре, иногда в стихотворении, близком мне настолько, что кажется, это я его написал.

— Например?..

— Например, есть у Евгения Винокурова стихотворение «Соната». Там вот о чем. Сидят двое влюбленных на скамейке в городском саду. Межсезонье, весна, «каплет с крыши дровяного склада»… Словом, пейзаж самый прозаический. А старенький репродуктор транслирует сонату Бетховена, и девушка плачет. От любви, от счастья, от горя, что такая минута уже не вернется, — кто знает? А парень ее успокаивает: «Это всего-навсего соната…» Важно ли теперь — читал я все это у незнакомого мне Винокурова или сам видел и перечувствовал? Важно, что в строчке: «Это всего-навсего соната» я предощутил образ будущей песни. И она по-моему, получилась. Иногда на поиски образа уходит неделя, иногда месяц, иногда и этого мало. Иногда, — Аднан смеется, — время идет песне на пользу, уничтожая ее. Вот только что отказался от «Аэлиты». Вынашивал, вынашивал — и повзрослел, понял: претенциозно. Перерос песню.