Читаем Командировка полностью

На гравиметрических съемках он сэкономил 300 часов. Ну, и кому это нужно? Вам, командиру воздушного судна? Нет. Сэкономленные часы не оплачиваются. Экипажу? Еще менее: у них класс пониже и зарплата пожиже, ваша экономика бьет ребят по карману. Руководству предприятия? Еще менее: эти 300 часов переходят из графы «выполнено» в графу «не выполнено». Заказчику? Но, во-первых, у него денег куры не клюют, а во-вторых, значит, он неправильно рассчитал объем работ. У начальника той гравиметрической экспедиции, Шайдеров точно знает, были неприятности.

В призывах бороться за коммунистическое отношение к труду, за эффективность и качество, за экономию государственных средств слово «бороться» выглядит неким атавизмом. Ну, в самом деле — с кем бороться? Ведь все — за! Вы видели хоть одного человека, который отстаивал бы бесхозяйственность и грудью защищал бы отсталое отношение к труду? Я — нет. А бороться с самим собой как-то странно, потому что кто же тогда победит? Но призывы, пока они на кумаче, ни в ком не вызывают сомнений. Сомнения могут возникнуть тогда, когда они становятся чьей-то личной жизненной программой. Тогда возможна борьба и в этой борьбе могут столкнуться те, кто лозунги считает только общим, то есть чьим-то делом, с теми, кто их считает делом личным.

И в Тюменском управлении не отстают от века. И там прекрасно понимают, что нельзя, что разорительно для народного хозяйства использовать вертолеты там, где могут летать дешевые АН-2. Особенно растет понимание после прочтения разъясняющего приказа министерства.

Право, не позавидуешь руководству ТУГА. С одной стороны, нужно бороться за повышение эффективности, с другой — план выполнять.

24 февраля из Тюмени во все концы летит строгая РД (радиограмма): «Целях эффективного использования вертолетов… запрещаю полеты вертолетов между аэропортами, где можно использовать самолеты. Ясность РД подтвердите».

4 марта: «Несмотря на мои указания целях экономии… Руководители отдельных предприятий указание не выполняют. Вторично запрещаю использовать вертолеты для перевозки грузов между аэропортами, принимающими грузовые самолеты…»

И, наконец, 10 марта (прошло шесть дней): «Запрет полетов авиации ПАНХ между аэропортами снят тчк прошу принять меры выполнения квартального плана по налету часов зпт перевозки пассажиров грузов тчк».

Такова диалектика.

Шайдеров стал выступать на собраниях, писать докладные записки руководству, полагая, что открывает глаза на существующие проблемы. Так, может быть, Шайдеров вздор писал, «вплоть до клеветнических заявлений», как сказано в последних характеристиках? Да нет. Многое из того, о чем он размышлял, буквально «носилось в воздухе». За самостоятельные занятия экономикой никто никого не наказывает. Применять свои знания в своей работе — кто же не призывает к этому? Можно выступать на семинарах, писать заметки в стенгазету, даже докладные собственному начальству. Выступления в ведомственной печати тоже никого не удивят. С ним соглашались или полемизировали на страницах газеты другие авторы. Дело обычное.

Из ведомства приходили холодные ответы. «Отмеченные вами недостатки в производственной деятельности авиапредприятия действительно имеют место»… «Научно-исследовательскими учреждениями ведется работа»… «После завершения… соответствующие нормативные и методические документы в установленном порядке будут доведены до авиапредприятий». И все чаще в конце слышался упрек в адрес самого Шайдерова.

За короткое время взысканий у него накопилось больше, чем за всю предшествующую летную жизнь. Он педантично возражал, снова указывал на бесхозяйственность. А где бесхозяйственность — там злоупотребления. Стал в глазах руководства уже не летчик Шайдеров, а склочник Шайдеров. Даже рвач — иначе как объяснить, зачем гонялся за загрузкой.

До поры предупреждали по-хорошему, по-свойски. Брось ты все это! Ты что — Витя Бобкин? Ведь не мальчишка. Летал бы себе и летал. В знакомом половине страны стеклянном здании рядом с Центральным аэровокзалом Шайдерову напомнили то ли немецкую, то ли английскую поговорку: «Кто живет в стеклянном доме, не должен бросаться камнями». В переводе это означало: хочешь летать, блюди интересы своего ведомства. Виктора Бобкина тоже предупреждали: ты что — Шайдеров? У него дети взрослые, жена — научный сотрудник, а у тебя трое мал мала меньше и единственная крыша — комната на Каменном.

Виктору Бобкину не повезло, перегрузили машину, и он допустил ЛП — летное происшествие, поломал шасси. Другого, может, и пощадили бы — все-таки дети маленькие, нет жилья на материке, все гнездо — на Мысу, а Бобкина уволили: год восемь месяцев не работал. Потом смилостивились, трудоустроили обратно и теперь не нахвалятся: про экономику забыл, никакой писаниной не занимается!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное