Читаем Командировка полностью

Когда Петрова увольняли, Кузин защищал его до последнего. На каждом партийном собрании отряда, а они шли одно за другим, выступал, приводил доводы, спорил, даже заклинал: «Петров нужен Каменному». И коммунисты неизменно его поддерживали, даже написали коллективное ходатайство в Тюменское управление гражданской авиации с просьбой перевести Петрова на рядовую должность, но оставить на Каменном. Тогда взялись за Кузина.

Для начала Кузин получил выговор «за предоставление множительного аппарата постороннему лицу». То есть дал Петрову на праздники списанную пишущую машинку из штурманской службы напечатать рапорты в управление и министерство. Потом его вызвали в управление, где два заместителя начальника, люди, которые Кузину в отцы годятся, четыре часа отечески убеждали его в том, что Петров не нужен Каменному, что сейчас для всех будет лучше, если Петров уйдет. Все это было несколько туманно, но Кузину так и говорилось: ты еще мальчишка в этих делах, когда-нибудь и ты поймешь. Намек был на благую цель, на некий высший интерес, перед которым судьба Петрова, которому, разумеется, никто зла не желает, не представляет особого значения. Кузин и сам сейчас не понимает, как они его убедили, и на следующем же собрании выступил и зачеркнул все, что говорил раньше. Когда опомнился — было поздно. Товарищи молчали. «Ладно, — сказал ему после собрания Петров, — я на тебя не в обиде, я понимаю…»

Самое трудное было справиться с собой: Кузин понимал, что потерял друга, какого у него никогда не будет.

Он стал зорче, внимательнее к окружающему, взыскательнее к себе. Битый, бывает, становится мягче, податливее, а бывает, характер под ударами, как металл, твердеет. Когда Кузину, председателю комиссии по летной документации, предложили проверить, нет ли у вертолетчиков приписок летного времени, он догадался, чего от него ждут, но приписок у Шайдерова не обнаружил. И получил свой второй выговор: «За ошибки в ведении летной документации».

Потом выступил на профсоюзной конференции с сумбурным, но резким заявлением о непорядках на Каменном, потом написал письмо в обком партии… А вскоре — вот ведь как получилось — у него у самого обнаружили «приписки летного времени», заурядную корысть, исчисляющуюся в «переполучении 1 руб. 24 коп.». За двенадцать дней ему достались три положенных в таких случаях выговора, и старший штурман авиаподразделения А. И. Кузин был уволен из авиации.

Уральская транспортная прокуратура послала представление начальнику Тюменского управления о восстановлении Кузина в рядовой должности (ошибки в оформлении заданий все-таки обнаружились). И вакансии были, но Кузина не затем увольняли, чтобы брать обратно.

«Решение моего личного конфликта, — пишет он в редакцию „Известий“, — связано с разрешением общей тяжелой ситуации в авиаподразделении, с целым рядом экономических, нравственных и уставных вопросов».

Экономических вопросов авиации ПАНХ ни в Тюмени, ни в Каменном никто не касался, и потому невидимые пружины, раскручивавшие конфликт, как бы вовсе и не существовали. Так на первом месте в наших долгих беседах оказались нравственные и уставные вопросы. Ну, что ж!

У Мыса Каменного в Тюменском управлении худая слава. Полярная авиация, считают в ТУГА, давно изжила себя, но нравы ее — риск, полеты вне всяких правил, ложно понятое товарищество, панибратство с командным составом, несоблюдение формы, словом, этакая «заполярная сечь» — кое-кому на Мысе Каменном и по сей день любезны.

Ни Шайдерова, ни Петрова на Мысе Каменном я уже не застала. Остались только легенды о них. Застала Кузина. Кузин находился на нелегальном положении и на птичьих правах. Талоны в столовую продавать ему запретили, подкармливали друзья. «Под пыткой не скажу, кто подарил мне ящик картошки», — посмеивался Кузин. Подозревали командира звена Бориса Пищугина. Он имел разговор, обещаны были большие неприятности. Такие обещания здесь выполняют. «Пищугин попал в рассол», — сообщил мне Кузин. Попасть в рассол — плохо. Тебя, как огурец в бочке, могут нашарить и схрупать. Если выскользнешь сегодня, достанут завтра, послезавтра. Лежишь, ждешь своего часа… бр-р! А можешь пролежать долго, и никто тебя не достанет — будешь ходить всю жизнь во вторых пилотах. Такой психологический климат.

Все трое — Петров, Шайдеров и Кузин уволены по одному и тому же п. 17 пп. «3» «Устава о дисциплине работников гражданской авиации». Устав обязателен для всех, он дух и буква летных законов! Но им можно пользоваться для наведения порядка, а можно использовать в иных целях. Это во многом зависит от ближайшего командира, который по Уставу обязан быть объективным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное