Командировка [litres]

— Крепкие ребята. Водку пьют здорово! — говорил он и его старческие подслеповатые глаза мягко улыбались. — А этих всяких власовцев передавали нам охотно… Помню, привезли в наш полк бандеровцев, как потом оказалось, курсантов школы абвера. А наш Смерш куда-то запропастился. Конвоиры ждали-ждали. Распили с нами виски. Их лейтенант, крупный чернявый парняга, показывает на часы, мол, ждать больше не могут. А мы тоже не можем принять — нам не приказывали. Тогда американцы пинками вытолкнули пленных из «студебеккера», поставили перед окопом, и лейтенант собственноручно из «кольта» каждого в лоб, оскалил зубы и помахал нам из кабины. Тогда мы думали: отныне с Америкой мы вместе на веки-вечные. Но, как справедливо писал поэт, ничто не вечно под луной. Даже такую могучую державу, как наша, доллар крепко тряхнул. Теперь не только стены, но и фундамент заново цементировать придется. А это не восстановление после войны. Тут разруха коснулась мозговых извилин. Контуженные головы починке не поддаются. Придется терпеливо ждать, чтоб выросло и возмужало новое поколение. Конечно, если России удастся произвести его здоровым.

— А что — может и не удастся?

Вопрос для Андрея Лукича неожиданным не был. Он, видимо, и раньше свои суждения высказывал и натыкался на сомнения. В мире осталась одна сверхдержава, и если она взялась кого-либо топить, то будет окунать, пока жертва не захлебнется.

— Вам доводилось видеть, как в проруби топят щенков? — И, не дождавшись ответа, Андрей Лукич пояснил: — Душегуб стоит у проруби, а щенята, движимые инстинктом самосохранения, карабкаются на закраец. Какой щенок вскарабкается, душегуб его обратно в прорубь. И никто его не остановит, потому что он — хозяин.

Заключил Андрей Лукич тяжелым вздохом:

— Выберутся ли из проруби наши внуки?..

Собеседники долго молчали.

— И много у вас своих внуков? — нарушил молчание Иван Григорьевич.

— Четверо. Три внучки и внук. Но все далеко. В Красноярске. Сибиряки. Вот они мне и дают надежду, что Россия выстоит… Судя по вашему возрасту, у вас, Иван Григорьевич, тоже есть внуки?

— К сожалению. Но есть сыновья. Со старшим вы уже знакомы.

— Он — кто?

— Военнослужащий.

— Офицер?

— Да.

— А мне показалось, он — американец.

— Вам правильно показалось.

— Он — атташе?

— Что-то в этом роде.

Андрей Лукич, человек понимающий, уточнять не стал: коль атташе, то это уже по линии военной разведки. А в войну к этой службе он имел отношение: ходил за «языком», за что имеет две солдатские «Славы». Такому человеку до слез было обидно потерять страну, которую когда-то он спас от гибели.

Иван Григорьевич слушал ветерана войны, а мысль, как боль, не давала покоя: теперь от него, разведчика Коваля, если не в полной мере, то отчасти, зависит не дать погибнуть внукам Андрея Лукича, хоть и живут они далеко отсюда.

В девятом часу утра, когда солнце ощутимо припекало, раздался телефонный звонок. Иван Григорьевич успел уже побывать в магазине. Убедился, о чем говорил Андрей Лукич: да, в продаже только иноземные продукты, даже сливочное масло не из ближней Вологды, а из Новой Зеландии, а сыр не из Пошехонья, а из Бретани. Невольно сравнил: в столице Соединенных Штатов неамериканского продукта, за исключением разве что бананов, не увидишь: американцы патриоты своего кармана, и об этом напоминать не стесняются: коль производится свое, такое же чужое на прилавке не окажется.

Звонил Илья Никифорович:

— Ваня, тебя разыскивает академик. Срочно приезжай в институт. У него сенсационная новость.

Новость действительно была сенсационной. Оказывается, вчера, как только гости покинули кабинет, Константин Иванович достал демографическую карту России, которую сам составлял в течение многих лет, сосредоточил свое внимание на городах с демографическими аномалиями. В этих городах за последние годы резко постарело население, а дети рождались в большинстве своем умственно отсталые. Один из таких городов был поблизости — в Подмосковье. Константин Иванович немедленно туда выехал, взяв с собой ассистентов. Коллегам объяснил, что сейчас не до забастовок, есть дело, которое не терпит отлагательства. Академик посетил женскую консультацию, роддом, взял анализы и с анализами вернулся в институт. С учеными-гинекологами всю ночь напролет колдовал, исследуя материал аналогичный с материалом, доставленным украинским коллегой.

Тревога академика оказалась не напрасной. Украинские ученые искали агрессивную молекулу на окраине страны, а сотрудники московского института нашли ее в городе рядом со столицей. Все население этого города, вернее, городка, работало на один «почтовый ящик», выполнявший военно-космическую программу.

Академик не скрывал, что его украинский коллега дал ему ключ к отысканию этой проклятой молекулы, которая уже убивала русских.

Академик был потрясен. Он считал ученых, особенно биологов, гуманнейшим сословием человечества. А это сословие, оказывается, изобрело самое тихое оружие истребления людей.