Комедия о Евдокии из Гелиополя, или Обращенная куртизанка

В урочный час стою я у дома,
Молю – моленью внемли.
Восстань от сна, любовью влекома,
Как солнце для всей земли.

Гелиотроп свой лик обращает

Лишь к солнцу в любви своей.
Что мне улыбка твоя обещает?
Дождусь ли твоих лучей?
Не может небо быть без светила.
Смотри: угасла звезда.
Пора настала, чтоб ты светила
Сегодня, как и всегда.

Служанка

(из слухового окна)

Если, господин, Ваша музыка предназначена для благородной Евдокии, то не трудитесь и не тратьте денег понапрасну: наша хозяйка отсутствует.

Филострат

Евдокии нет, говоришь?

Служанка

Еще до свету она собралась в путь и выехала в сопровождении двух рабов.

Филострат

Надолго ли? куда? тебе известен ее путь?

Служанка

Это никому не известно, господин. Ее нет и не будет долго; вот все, что я могу Вам сказать.

Часть вторая

Ангел

Тринадцать месяцев прошло,
Как Евдокия обратилась.
Давно уж высохло русло,
Где жизнь греховная катилась.
В другую сторону влекут
Ее желания благие:
В святой обители приют
Себе находит Евдокия.
Есть дев обители; стоят
Рядком, одна другой напротив;
Там скромных келий вьется ряд,
К молитве слабых приохотив.
Почтенный Герман вождь одной,
Другой предводит Харитина;
Зимой и летом, в стужу, в зной —
Все та же мирная картина.
Но Харитина умерла —
Служанка смертного удела,
И та, что грешницей была,
В игуменьи берется смело.
Но шумный город не похож
На тишину святой пустыни:
Там суета, там грех, там ложь
Всегда царили, как и ныне.
Не отогнать любви тоски,
Свежа недавняя утрата,
И все на дальние пески
Стремятся мысли Филострата.
О, ослепленье! о, позор!
Пути спасенья уж возможны;
А все стремит безумный взор
К тому, что суетно и ложно.

Картина первая

Перед кельею Германа. Герман читает.

Герман

Солнце еще высоко; скоро надо будет идти на молитву, потом опять за работу. Как тихо, какая сладость во время отдыха братии питать себя словами священных книг, историями о подвигах мучеников, преподобных и блаженных пап!

Входит монах.

Монах

Господин Герман, тебя просит видеть какой-то юноша.

Герман

Кто такой? что за дело ко мне?

Монах

Я не знаю; он ничего не говорит, только просит доступа к Вам. И если бы я не был грешным, я бы подумал, что это ангел Господень, так он прекрасен.

Герман

Введи его: мы должны выслушивать всех, кто имеет нам сказать что-либо.

Монах возвращается, уйдя на время, с Филостратом.

Монах

Вот, авва Герман.

(Уходит.)

Филострат стоит у порога.

Герман

Вы желали меня видеть: вот, я готов Вас слушать. Без сомненья, Вас гнетет какое-нибудь горе, и Вы поступили разумно, обратившись к духовному утешению, – ибо где, как не у Бога, можно найти истинную радость и любовь? Я не знаю, отчего Вы избрали именно меня своим поверенным, но если Вы желаете совета, то я, как врач, должен сначала знать, в чем Ваша болезнь.

Филострат молчит.

Герман

Вы молчите, сын мой? Тяготят ли Вас проступки, которые мы называем грехами? Обременены ли Вы горем или томимы сомненьями? Откройтесь, чтоб я мог быть Вам полезен.

Филострат

Авва, монахом быть хочу!

Герман

Дитя, разными путями приходят к обители, но не все пути равно надежны. Бывает, что отвергнутая любовь, неудовлетворенное честолюбие влечет человека в пустыню; случается, что в монастыре стремятся скрыть опасность быть преследуему мирскими законами. Конечно, и примирение, покорность судьбе, и раскаянье могут быть прочными залогами, но Господу всего милее ясное стремление, добровольное горение к отшельнической жизни.

Филострат

Авва, монахом быть хочу.

Герман

Я не вправе сомневаться в Вашем желании, сын мой, но рассмотрите сами внимательно Вашу душу: не случайно ли это желание? не исчезнет ли оно, как только устранятся обстоятельства, его породившие?

Филострат