Комендантский час

Ему никто не ответил, молча хлебали постный картофельный суп. «Москва вот-вот прекратит сопротивление...» Эта весть более всех потрясла мать и малого Сергейка, было заметно, как они притихли вдруг, ниже наклонили головы над тарелками. Лиза думала о своем.

— Довоевались, — далее брюзжал отец. — А хвастались: будем бить врага на его территории...

До войны слесаря Лукьяновского трамвайного депо Гордея Моргуна знали на производстве как стахановца, считали профсоюзным активистом, потому-то сейчас даже в семье не могли понять, что с ним случилось. Откуда такое неверие, такие разговоры по адресу отступающей Красной Армии? Когда в первые дни оккупации Киева новая администрация призвала трамвайщиков вернуться на свое предприятие, одним из первых заявился Гордей Моргун. Жена отговаривала как могла, но он ее не послушал. «А семью как прокормить? — отвечал резко. — Запасов, сама знаешь, у нас никаких». И снова поругивал отступающую Красную Армию...

— Добавки можно? — робко попросил отец и, когда мать, скребнув половником по дну кастрюли, плеснула ему в тарелку немного супа, продолжал ту же песню: — Поубегали, бросили своих людей на произвол судьбы. Мы такие, мы сякие... Туфта все. Немцы не только до Москвы, еще и до Урала дойдут.

— Перестань, отец! — не выдержала Лиза. — И так на душе тяжко. Не сдадут наши Москву, полягут, но не сдадут. Потому что тогда все пропало.

Отец поперхнулся. Черный взлохмаченный чуб, торчащие, как ежи, брови, острые скулы — весь вид его был грозен. Все ждали, что он взорвется новым приступом злости. Но случилось обратное. Он посмотрел на дочь безразличным взглядом и загадочно проговорил:

— Почему все пропало? России конца нету...

К разговору о событиях на фронте больше не возвращались.

То, над чем Лиза билась всю ночь — искала способы выручить Ивана, — неожиданно пришло утром. Она вспомнила, как в первые дни оккупации в лагеря в Дарнице, на Керосинной и Сырце приходили женщины, искали там своих мужей или только называли их мужьями, и немцы отпускали таких пленных домой. Что, если и самой обратиться в гестапо с таким ходатайством? Скажет, что Иван — ее жених, собственно муж, слезно будет просить выпустить его на поруки, тем более что он совсем не виноват... В жизни не обходится без чудес. Может быть, еще одно чудо произойдет и в этот раз. Надо попытаться.

Кое-как позавтракав, вышла из дома. На всякий случай прихорошилась, надела свое самое дорогое платье — синий шерстяной костюм и крепдешиновую блузку под него, — накрасила губы, подвела брови и ресницы. Пусть не думают, что она какая-то там перекупщица или простая работница. Гитлеровцы хотя и жестокие, но в хорошеньких женщинах понимают толк. Надо начать с козырей.

Все было бы хорошо, если бы эта дорога тянулась бесконечно. А так... Она увидела вдалеке здание гестапо, и ее храбрость испарилась. Даже заколебалась: не пойти ли назад? Чтобы не поддаться этому соблазну, пристыдила себя: «Трусиха! Ты же спасаешь Ивана». И неуверенно двинулась дальше.

Вот и входная дверь, стоят двое часовых. Поравнялась с ними. Как перед прыжком с высоты, замерло в груди сердце. Остановилась. Ну же!

— Мне надо... — Успела вымолвить лишь два слова, как дверь словно автоматически раскрылась, и в ее темном квадрате появилась человеческая фигура. От неожиданности оба — гестаповец и Лиза — застыли на месте. Потом гестаповец пошел ей навстречу и строго спросил:

— Вам что здесь нужно?

Волнуясь и заикаясь, она наскоро изложила свою просьбу.

— Не понимаю. Говорите спокойно. Как звать вашего жениха?

Лиза назвала имя и фамилию. Пояснила:

— Приезжали двое на машине и забрали. Это было вчера. Но ведь мы должны обвенчаться...

Офицер сразу будто стал добрее, глаза весело сверкнули.

— Да, да, я разговаривал с ним. Бравый молодой атлет. Какое совпадение! Следствие по его делу веду я.

— Следствие? — деланно ужаснулась Лиза, как на сцене. — Разве он в чем-то виноват? — Она немного переиграла, но поняла это, к сожалению, поздно.

Жестом немец предложил ей пройтись. Дорогой говорил:

— Виновен или не виновен, мы еще не знаем. Но вы появились кстати — поможете установить истину. Пойдемте вместе позавтракаем. В гостинице у меня номер люкс с полным комфортом, никто нам не будет мешать. Там и продолжим этот разговор.

Лиза несколько замедлила шаг.

— Может быть, я подожду, когда вы возвратитесь?

— О, это будет только к вечеру. Зачем вам столько ждать? Между прочим учтите и то, что голодный человек менее покладист. Пойдемте!

Слово «пойдемте» на этот раз прозвучало не приглашением, а приказом. Лиза молча повиновалась.