Комиссар госбезопасности

К этим обвинениям следователь по особо важным делам добавил ещё участие в заговоре с целью захвата власти в стране и сокрытие от правительства информации о предательских действиях югославской «клики Тито» в 1947 и 1948 годах.

На допросах Павла не били, но лишали сна. Следователи из бригады Цареградского — молодые офицеры, сменявшие друг друга, до пяти утра без конца повторяли один и тот же вопрос: «Признаёте ли вы своё участие в предательских планах и действиях Берии?»

Примерно через полтора месяца стало ясно — признание вовсе не важно для Цареградского. Его просто подведут под формальное завершение дела и расстреляют как не разоружившегося врага партии и правительства, упорно отрицающего свою вину. Однако Судоплатов понял, что некоторые арестованные, например, Богдан Кобулов, пытаются тянуть время. Старший группы показал ему выдержки из протокола допроса бывшего замминистра: Кобулов не давал показаний о шпионаже, операциях с иностранными агентами, а вместо этого говорил, что аппарат Судоплатова «был засорен» подозрительными личностями. Опытный следователь, Кобулов старался создать впечатление, будто он сотрудничает с прокуратурой и может быть полезен ей в будущем.

Для Павла подобный вариант был неприемлем. Он понимал, что входит в список лиц и чинов МВД, подлежащих уничтожению. Обвинения против него основывались на фактах, которые правительство страны рассматривало не в их истинном свете, а как повод, чтобы избавиться от нежелательного свидетеля.

Пока шли допросы, Павел сидел в одиночной камере. Ему не устраивали очных ставок со свидетелями или так называемыми сообщниками, но было чувство, что совсем рядом находятся другие ключевые фигуры по этому делу. Например, он узнал походку Меркулова, когда того вели на допрос по коридору мимо камеры. Павел знал, что Меркулов был близок к Берии на Кавказе и позже в Москве, но в течение последних восьми лет не работал с ним, поскольку был снят с поста министра госбезопасности ещё в 1946 году.

И Судоплатов понял, что Руденко получил указание оформить ликвидацию людей, которые входили в окружение Берии даже в прошлом.

Оценив все «за» и «против», он решил действовать на данном этапе следствия в духе советов, которые в своё время давал его предшественник и наставник Шпигельглаз своим нелегалам, пойманным с поличным и не имевшим возможности отрицать свою вину: сначала надо всё меньше отвечать на вопросы, затем перестать есть, без объявления голодовки каждый день выбрасывать часть еды в парашу. Гарантировано, через две-три недели начинается состояние прострации, затем полный отказ от пищи. Пройдет ещё какое-то время, прежде чем появится тюремный врач и поставит диагноз — истощение; потом госпитализация — и принудительное кормление.

Судоплатов знал, что Шлигельглаза «сломали» в Лефортовской тюрьме. Он выдержал эту игру только два месяца.

Для Павла был примером Камо (Тер-Петросян), возглавлявший подпольную боевую группу, по приказу Ленина захватившую деньги в Тбилисском банке в 1907 году и переправившую их в Европу. Там Камо был схвачен немецкой полицией, когда его люди пытались обменять похищенное.

Царское правительство потребовало его выдачи, но Камо оказал пассивное сопротивление, притворившись, что впал в психоз, выразившийся в полной неподвижности, отрешении и молчании. Лучшие немецкие психиатры указали на ухудшение его умственного состояния. Это спасло Камо. После четырёх лет пребывания в немецкой тюремной психиатрической лечебнице он был выдан России для продолжения медицинского лечения в тюремном лазарете, из которого впоследствии бежал. После революции Камо работал в ЧК с Берией на Кавказе и погиб в Тбилиси в 1922 году.

Как Камо рассказывал молодым чекистам, наиболее ответственный момент наступает, когда делают спинномозговую пункцию, чтобы проверить болевую реакцию пациента и вывести его из состояния психоза. Если удается выдержать страшную боль, любая комиссия психиатров подтвердит, что вы не можете подвергаться допросам или предстать перед судом.

К концу осени Павел начал терять силы. Цареградский, стараясь обмануть его, говорил, что для подследственного не всё потеряно — прошлые заслуги могут быть приняты во внимание. Но тот не отвечал на вопросы, которые задавались. Действительно, охватившее Судоплатова отчаяние было столь сильным, что однажды он швырнул алюминиевую миску тюремной баланды в морду надзирателю. Вскоре в камере появилась женщина-врач (он не отвечал ни на один вопрос), вслед за чем последовал перевод в больничный блок на стационарное обследование. Туда Павла доставили на носилках и оставили лежать в коридоре. Неожиданно появились три заключенных уголовника, использовавшихся в качестве санитаров. Они стали орать, что надо покончить с этим легавым, и кинулись избивать больного. В другое время и обстановке он безусловно справился бы с подонками, но теперь пришлось стиснув зубы терпеть.