Коммандер

— Мистер Моуэтт, будьте так любезны, покажите доктору Мэтьюрину всё, что он пожелает увидеть. Проводите его на грот-марс — оттуда открывается превосходный вид. Вы же не боитесь небольшой высоты, мой дорогой сэр?

— О нет, — отозвался Стивен, оглядываясь вокруг. — Не боюсь.

Джеймс Моуэтт был нескладным молодым человеком лет двадцати, одетым в старые парусиновые штаны и полосатую шерстяную рубашку, в которой походил на гусеницу, на шее у него висела свайка[35], поскольку он собирался участвовать в изготовлении нового прямого грота. Он внимательно оглядел доктора с целью выяснить, что это за человек, и с тем небрежным изяществом и дружеской почтительностью, которые свойственны многим морякам, поклонился и произнес:

— Ну, сэр, с чего бы вы хотели начать? Может, сразу полезем на марс? Оттуда вы сможете увидеть всю палубу целиком.

«Вся палуба целиком» означала ярдов десять назад и шестнадцать вперёд, которые прекрасно просматривались и оттуда, где они стояли, однако Стивен заявил:

— Обязательно полезем. Показывайте дорогу, а я постараюсь идти вам вслед, насколько смогу.

Он внимательно наблюдал за тем, как Моуэтт вскочил на выбленки, и, задумавшись о чем-то своем, медленно полез следом. Джеймс Диллон и он принадлежали к движению «Объединенные ирландцы», которое за последние девять лет прошло путь от легального клуба, где ратовали за предоставление равных прав пресвитерианам, пуританам и католикам, а также за парламентское правление в Ирландии, до запрещенного тайного общества и армии мятежников, которая превратилась в побежденных и преследуемых. Мятеж был подавлен с обычной жесткостью, и, несмотря на общую амнистию, жизни наиболее важных членов организации была под угрозой. Многих из них предали — лорд Эдвард Фитцджеральд сам стал предателем в самом начале, многие бежали, не доверяя даже собственным близким, поскольку события ужаснейшим образом разделили общество и нацию. Стивен Мэтьюрин не страшился банального предательства, не боялся он и за собственную шкуру, поскольку не ценил её. Однако он столько пережил из-за многочисленных столкновений, горечи и ненависти, которые порождаются неудачным мятежом, что не мог перенести новых разочарований и старался уклоняться от враждебных, укоряющих встреч с прежними друзьями, охладевшими к нему, а то и успевшими его возненавидеть. В рядах тайного общества давно существовали значительные расхождения; и теперь, когда от него остались лишь развалины, все связи прервались, было трудно определить позицию каждого из его членов.

Он не боялся за свою шкуру, не боялся за самого себя, но в данный момент, оказавшись на середине пути на вантах, вдруг почувствовал весь ужас своего положения. Сорок футов не такая уж значительная высота, но она кажется гораздо больше, эфемернее и опаснее, когда под ногами ничего нет, кроме небольшой лестницы из качающихся веревок. Когда Стивен взобрался по вантам уже на две трети высоты, вопль «Укладывай!», донёсшийся с палубы, засвидетельствовал то, что поставили стаксели и выбрали их шкоты. Паруса наполнились ветром, и «Софи» накренилась ещё на один или два пояса. Это совпало с боковой качкой, и мимо обращенного вниз взгляда Стивена медленно прошло ограждение подветренного борта, вслед за которым последовало море. Прямо под ним, далеко внизу и широко вокруг сверкала вода. Стивен оцепенело схватился за выбленки, перестав подниматься вверх. Он распластался на месте, пока всевозможные силы — тяжести, центробежные, иррациональной паники и рационального страха — обрушивались на его неподвижную скрючившуюся фигурку, то прижимая вперёд так, что сетка из вант и пересекающих их выбленок впечатывалась в его тело спереди, то отрывая его от них так, что он вздувался пузырем, словно сохнущая на ветру рубашка.

Неожиданно слева от доктора вниз по бакштагу скользнула чья-то тень. Чьи-то руки осторожно охватили его лодыжки, и раздался жизнерадостный юный голос Моуэтта:

— Сейчас, сэр, в такт качке. Цепляйтесь за ванты, ползите вверх и смотрите вверх. Так.

Правая нога доктора прочно встала на следующую выбленку, за ней — левая. И после ещё одного качка назад, когда он закрыл глаза и перестал дышать, в собачьей дыре появился второй за день посетитель. Моуэтт поднялся по путенс-вантам и был уже на марсе, чтобы затянуть на него доктора.

— Это грот-марс, сэр, — сказал Моуэтт, делая вид, что не заметил, как изможденно выглядит Стивен. — А вон тот, конечно, фор-марс.

— Весьма признателен вам за помощь, — сказал Стивен. — Спасибо.

— Ох, сэр, — воскликнул Моуэтт. — Я прошу прощения… А вот грота-стаксель, который они только что поставили, прямо под нами. А вон там впереди фока-стаксель. Такой парус вы нигде больше не увидите, кроме как на военном корабле.

— Эти треугольники? А почему их называют стакселями? — как-то невпопад спросил Стивен.