Читаем Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина полностью

   Прекрасны вы, брега Тавриды;   Когда вас видишь с корабля   При свете утренней Киприды, 4 Как вас впервой увидел я;   Вы мне предстали в блеске брачном:   На небе синем и прозрачном   Сияли груды ваших гор, 8 Долин, деревьев, сёл узор   Разостлан был передо мною.   А там, меж хижинок татар…   Какой во мне проснулся жар!12 Какой волшебною тоскою   Стеснялась пламенная грудь!   Но, Муза! прошлое забудь.

[XVII–XIX]

В этих строфах восхитительно и кратко представлены модные литературные стили. Иллюстрируются две разновидности романтизма

Как я заметил в другом месте (см. коммент. к главе Шестой, XXIII, 2), романтический стиль в его общем виде восходит к вымышленной Аркадии итальянских и испанских любовно-приключенческих романов. С их расположенных в долинах лугов смятенные, теряющие рассудок влюбленные — несчастные рыцари и молодые ученые — обычно бегут в горы и предаются там любовному безумию. Облака набегали на луну и ручьи журчали в пасторальной поэзии столь же аллегорично, сколь облака и родник — над и под могилой Ленского три века спустя. В восемнадцатом веке швейцарские и шотландские проводники показали выбившемуся из сил поэту водопад и печальные хвойные деревья. Оттуда легко было добраться до безлюдного байронического пейзажа — наверх к валунам над лесистой полосой или вниз к морским скалам, где шумел прибой. В целом эта разновидность романтизма тесно связана с патологической неприязнью Века Разума к конкретной «непоэтической» подробности и его страстью к общему понятию. В этом смысле «романтизм» Байрона логически продолжает «классицизм». Смутное понятие стало еще более смутным, и освещенные лунным светом развалины остались такими же прекрасными и туманными, как и «страсти», порожденные инцестом и античными пьесами. Как я уже заметил, лишь в нескольких стилизованных изображениях зимнего пейзажа Пушкин действительно переключился (в окончательном тексте) с обобщенного аркадского вида на конкретное изображение. В описаниях природы его симпатии были всегда на стороне восемнадцатого века. Строфа XVIII — критическое воплощение второй, «конкретной», фазы романтизма, его интереса к «обычным» подробностям и «реалистическим» мелочам, совершенно лишенным того естественного поэтического оттенка, который свойствен словам «океан» или «соловей». Именно в связи с этим новым стилем романтики заново открывают фламандских мастеров и елизаветинских драматургов.

И, наконец, следует заметить, в этих строфах Пушкин говорит о современных литературных течениях — в переходе от «поэтического» восточного фонтана к «непоэтичному» утиному пруду как аллегории собственной жизни. Можно также увидеть некоторую аналогию между намеченной им здесь эволюцией и тем, что он пишет о Ленском в строфах XXXVI и XXXIX в главе Шестой.

[XVII]

   Какие б чувства ни таились   Тогда во мне — теперь их нет:   Они прошли иль изменились… 4 Мир вам, тревоги прошлых лет!   В ту пору мне казались нужны   Пустыни, волн края жемчужны,   И моря шум, и груды скал, 8 И гордой девы идеал,   И безыменные страданья…   Другие дни, другие сны;   Смирились вы, моей весны12 Высокопарные мечтанья,   И в поэтический бокал   Воды я много подмешал.

[XVIII]

   Иные нужны мне картины:   Люблю песчаный косогор,   Перед избушкой две рябины, 4 Калитку, сломанный забор,   На небе серенькие тучи,   Перед гумном соломы кучи —   Да пруд под сенью ив густых, 8 Раздолье уток молодых;   Теперь мила мне балалайка   Да пьяный топот трепака   Перед порогом кабака.12 Мой идеал теперь — хозяйка,   Мои желания — покой,   Да щей горшок, да сам большой.


2косогор.Русское слово, подразумевающее двойной наклон: скат холма и скос дороги (или какого-нибудь другого участка земли), по диагонали спускающейся с него.


6 Слово гумноозначает «сарай» или «амбар», в которых есть площадка для молотьбы и место для хранения зерна.


12покой.См. коммент. к строке 20 «Письма Онегина».


14щей [род. пад.; «щи», им. пад.] — суп из капусты. В этой строке Пушкин использует русскую пословицу, означающую: «Моя пища проста, но я сам себе хозяин».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное