Комментарии к «Государю» Макиавелли

Нередко государи, особенно новые, со временем убеждаются в том, что более преданные и полезные для них люди – это те, кому они поначалу не доверяли. Пандольфо Петруччи*, властитель Сиены, правил своим государством, опираясь более на тех, в ком раньше сомневался, нежели на всех прочих. Но тут нельзя говорить отвлеченно, ибо все меняется в зависимости от обстоятельств. Скажу лишь, что расположением тех, кто поначалу был врагом государя, ничего не стоит заручиться в том случае, если им для сохранения своего положения требуется его покровительство. И они тем ревностнее будут служить государю, что захотят делами доказать превратность прежнего о них мнения. Таким образом они всегда окажутся полезнее для государя, нежели те, кто, будучи уверен в его благоволении, чрезмерно печется о собственном благе.

Последняя фраза в переводе Юсима звучит следующим образом: «Таким образом они принесут государю больше пользы, чем те, кто уверен в расположении государя и потому станут заботиться о его делах с меньшим рвением».

Очередная черта политической жизни, подмеченная Макиавелли. Как и прежде, он стремится идти против привычных взглядов, находя неожиданные возможности для государя. Кроме того, здесь еще раз повторяется уже ставший привычным для данной главы тезис о роли обстоятельств в оценке конкретной политики.

Комментировать этот отрывок лучше всего предоставить самому Макиавелли. Он, как уже указывалось выше, писал Франческо Веттори 10 декабря 1513 г., что Медичи могут не сомневаться в его верности, несмотря на то, что он служил прежде республиканскому строю: «Я обсуждал…, стоит ли подносить мою книжку или не стоит, и если подносить, то самому или послать ее через Вас (Веттори в то время представлял интересы Флоренции в Ватикане – В.Р.). К тому, чтобы не подносить, меня склоняет опасение, что Джулиано ее даже и не прочитает, а этот Ардингелли присвоит себе честь моих последних трудов. К подношению же меня побуждает жестокая необходимость, ибо я разоряюсь и пройдет совсем немного времени, как я погрязну в жалкой нищете, не говоря о моем желании, чтобы эти синьоры Медичи вспомнили о моем существовании и поручили хоть камень в гору катить, потому что, если они и тут не обратят на меня внимания, мне придется пенять только на себя… Что касается моей верности, в ней не следует сомневаться, потому что, ранее всегда соблюдая верность, я не могу теперь вдруг научиться ее нарушить; и кто был верным и честным, как я, сорок три года, не изменит свою природу за один миг; свидетельство моей верности и честности – моя бедность».[538] Фактически мы имеем здесь детальную расшифровку того, что хотел сказать Макиавелли в этом случае.

В том, что касается специфики России, здесь тезис флорентийца практически не применялся. Разумеется, можно вспомнить об отношении Петра I к своему противнику времен противоборства с Софьей Петру Толстому, которого он простил, привлек к себе, использовал его дарования, но продолжал опасаться[539]; однако такое поведение было редчайшим исключением, а не правилом. В силу менталитета подданных[540] их не было необходимости привлекать на сторону государя. В силу менталитета государя[541] ему и в голову не приходило заручаться поддержкой тех, кто в сложное время находился в оппозиции.