Комментарии к «Государю» Макиавелли

В принципе стандартное утверждение для того времени. Считалось, что именно война – путь к славе государя. Примеров восхваления удачливых полководцев-государей множество. Однако обратим все-таки внимание, что сам Макиавелли о реформах и значении общественного мнения в этой книге написал куда раньше, чем о воинских доблестях. И уделял первым в этой книге гораздо больше значения. Больше того, придавал первичное значение законодательству, а не воинской удаче. Могу предположить, что Солон для него значил больше, чем Александр Македонский. Или, по крайней мере, не меньше.

Одновременно следует обратить особое внимание на утверждение, что почтение к государю вызывают не только военные успехи, но и «необычайные поступки». Из дальнейшего хода рассуждений Макиавелли станет ясно, что речь идет о неожиданных решениях, которые сбивают с толку тех, кто может противодействовать правителю, и заставляют их вместе со всем обществом безропотно следовать его воле и покоряться его политике.

Россия во многом была исключением из «правила Макиавелли» в отношении значения воинской славы государей. Из князей мало кто обладал признанным военным талантом, разве что Владимир Мономах и, может быть, Александр Невский. Из московских князей и русских царей таковых не было никого. Причины, наверное, надо рассматривать в другом исследовании. А вообще в Московской Руси очень ценили не блеск побед, а тишину и мир. Это ожидание народа довольно хорошо передавали летописцы.

Как бы то ни было, традиция связывать уважение к государю с успешными военными походами в Европе идет еще от Аристотеля и имела много продолжателей[545]. Сам Макиавелли в последней главе «Государя» процитирует Тита Ливия: «Ибо война справедлива для тех, кому необходима, кто не может без нее обойтись, и священно оружие, в котором заключена вся надежда». В «Рассуждениях» объяснено, почему даже республика должна быть готова к войне, в том числе наступательной[546].

Из нынешних правителей сошлюсь на Фердинанда Арагонского, короля Испании. Его можно было бы назвать новым государем, ибо, слабый вначале, он сделался по славе и блеску первым королем христианского мира; и все его действия исполнены величия, а некоторые поражают воображение. Основанием его могущества послужила война за Гренаду, предпринятая вскоре после вступления на престол. Прежде всего, он начал войну, когда внутри страны было тихо, не опасаясь, что ему помешают, и увлек ею кастильских баронов так, что они, занявшись войной, забыли о смутах; он же тем временем, незаметно для них, сосредоточил в своих руках всю власть и подчинил их своему влиянию. Деньги на содержание войска он получил от Церкви и народа и, пока длилась война, построил армию, которая впоследствии создала ему славу. После этого, замыслив еще более значительные предприятия, он, действуя опять-таки как защитник религии, сотворил благочестивую жестокость: изгнал марранов[547] и очистил от них королевство, – трудно представить себе более безжалостный и в то же время более необычайный поступок. Под тем же предлогом он захватил земли в Африке, провел кампанию в Италии и, наконец, вступил в войну с Францией. Так он обдумывал и осуществлял великие замыслы, держа в постоянном восхищении и напряжении подданных, поглощено следивших за ходом событий. И все эти предприятия так вытекали одно из другого, что некогда было замыслить что-либо против самого государя.