Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка»

Так t'aborili Xenofontovi bojovn'ici na slavn'e jeho anabazi, nez prorvali si cestu do sv'eho Recka.

Такими же лагерями стояли воины Ксенофонта во время славного своего анабасиса, когда торили себе дорогу в свою Грецию.

То есть речь если и может идти о пародии, то лишь на себя самого.

Во-вторых, число тех самых «чешских националистических писателей» из комментария ПГБ, которые (и с этим не поспоришь) в конце концов связали в общественном сознании чехов слово «анабасис» с исходом Чешского легиона из России через Сибирь, должно быть определенно из множественного переведено в единственное. Поскольку речь может и должна идти исключительно и только о Рудольфе Медеке (Rudolf Medek) – писателе и генерале, авторе пятитомной эпопеи о легионерах – «Legion'arsk'a epopeja» («Ohniv'y drak», 1921, «Velik'e dny», 1923, «Ostrov v bouri», 1925, «Mohutn'y sen, 1926, Anab'aze, 1927). Приведенный список романов, составивший эту пенталогию, данный с годами издания частей, очень наглядно демонстрирует то простое обстоятельство, что в 1921 году Гашек едва ли мог подшучивать над возвышенной поэтикой последнего тома цикла «Анабасис» (1927), в котором Медек, начав в «Огненном драконе» с довоенных времен, через «Великие дни», «Остров в бурю» и «Могучий сон» добрался наконец-то после шести лет трудов до судьбоносных событий 1919 и 1920 годов. (Так что совсем не случайно в ПГБ 1929 этот поздний, расставляющий верные политические акценты комментарий просто отсутствует. Нужное общественное восприятие слова еще просто не сформировалось.) Иначе говоря, все, что мог автор «Швейка» в 1921-м, так это посмеяться над самим творцом будущей эпопеи-пенталогии, бывшим школьным учителем, доросшим до целого генерала – Рудольфом Медеком, изобразив подобного в виде малопривлекательного недоумка поручика Дуба, что Гашек с удовольствием и сделал. См. комм., ч. 3, гл. 1, с. 29.

В общем, с равной долей иронии и правдоподобия можно предполагать, что это Медек, избрав для своей эпопеи многотомную структурную организацию, пародировал Гашека и его роман о Швейке в четырех книгах.

А если серьезно, то все эти гашековские ксенофонты, цезари, галльские моря и готы очень уж отдают весьма для него обычными, я бы сказал автоматическими, профессиональными приемами и штампами газетного фельетониста. См. комм., ч. 1, гл. 2, с. 42, ч. 1, гл. 5, с. 61 и ч. 1, гл. 14, ч. 3, с. 194. Разница с прочими подобными примерами в романе лишь в том, что здесь не механическая параллель, а реальная попытка художественного переноса и обыгрыша древней поговорки.

Ну а вообще, подобные сравнения носились в воздухе времени, и не случайно совершенно независимо от Гашека во втором томе своих фундаментальных «Очерков русской смуты» (ДА 1921) русский генерал Антон Иванович Деникин называет первый кубанский «ледяной» поход русской Добровольческой армии точно также – «анабазисом» (Первый кубанский поход – Анабазис Добровольческой армии – окончен). Сравни и другое показательное совпадение слов и определений того времени, см. комм, о названии «железная бригада», ч. 3, гл. 4, с. 192.

С. 279

Римские легионы Цезаря, забравшись (опять-таки без всяких географических карт) далеко на север, к Галльскому морю, решили вернуться в Рим другой дорогой, чтобы еще попытать счастья, и благополучно прибыли в Рим. Наверное, именно с той поры пошла поговорка, что все дороги ведут в Рим.

Точно так же все дороги ведут и в Чешские Будейовицы.

Весьма показательным и даже закономерным кажется превращение самого Швейка в греческого бога мелкого греха в самом конце второго тома, выступающее еще одним, уже очевидным свидетельством постепенного наполнения новой функциональностью «фельетонного приема», столь долго создающего впечатление чистого автоматизма. См. комм., ч. 2, гл. 5, с. 451.

См. также комм, о Чешском легионе ч. 1, гл. 11, с. 153 и о сходных приемах в прозе Гашека и Медека комм., ч. 1, гл. 14, с. 198.

когда вместо будейовицких краев увидел милевскую деревушку.