Читаем Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка» полностью

Следует отметить, что аналогичные надписи наносили на вагоны и по другую сторону фронта. На французских теплушках указывалось – homme 40 chevaux 8. Эта надпись, как спустя годы, во время Второй мировой, песня «Лили Марлен» стала образом войны и памятью о Первой мировой войне для всех в нее вовлеченных солдат. Общество американских ветеранов так и называется «Forty and Eight». Не мог забыть этой надписи и солдат той войны Луи Селин. В его романе «Rigodon» читаем: «trois grand fourgon, gris, “huit chevaux, quarante hommes”… les m'eme toutes arm'ees du monde…» – «три больших теплушки, серых, “восемь лошадей, сорок человек”… как во всех армиях всего мира».

В этой связи забавно, что в стишке у Марека «Acht Pferde oder achtundvierzig Mann» вместимость получилась самая что ни на есть интернациональная – лошадок восемь, как у французов, а солдатиков так 48, как у австрийцев. Очень тесно. Кстати, в сохранившемся военном стишке самого Гашека «Дорогой на фронт» («Cestou па bojiste», 1915), написанном в солдатском поезде, комплект более реалистичный – 6+46.

Tak jak by vojny neb'yvalo strast'ivesele vyhl'iz'i pozehnan'y l'an…Kolem t'e kr'asy vagony vsak chrast'i —sechs Pferde odersechsundvierzig MannКак война б нас нас ни пугалаНивы полной вид нам данВдоль нее летят вагоныsechs Pferde odersechsundvierzig Mann.

Hy а на замечательный пример и даже перекличку с родной нашей поэзией обратил мое внимание коллега D-1945.

Владимир Маяковский. Поэма «Война и мир», 1915 год:

Наши отходят на Ковно,На сажень —Человеческого мясаНашинковано…Пятый деньв простреленной головепоезда выкручивают за изгибом изгиб.В гниющем вагонена сорок человек —четыре ноги.

В романе эти магические железнодорожные числа, на этот раз 42 и 6, вновь упоминаются в ч. 3, гл. 1, с. 7.


Дверь отворилась, и появился профос, принесший четверть пайка солдатского хлеба на обоих и свежей воды.


Вес суточной солдатской пайки комисарека (komis'arek) 700 грамм, полбатона (см. комм., ч. 1, гл. 14, с. 216). Четверть, соответственно, какие-то смешные 175 грамм.


— Как это возвышенно, как великодушно с твоей стороны посещать заточенных, о святая Агнесса Девяносто первого полка!


Святая Агнесса (Svat'a Anezka Cesk'a, 1211–1282) – дочь короля Богемии Пржемысла Отакара I (Premysl Otakar I), после смерти отца была предоставлена сама себе братом, то есть освобождена от сословных матримониальных обязательств, и выбрала путь монахини. Всю оставшуюся жизнь посвятила организации лечебниц и уходу за больными людьми. Любопытно, что официально была канонизирована папой Иоанном Павлом Вторым лишь за несколько дней до пражской Бархатной революции 1989 года, из-за чего ее иногда зовут святой Сокрушения коммунизма. Но простыми верующими почиталась и до этого официального признания, и не один век. Так, святая Агнесса упоминается в одном из английских рождественских гимнов XIX века «Добрый король Вацлав» («Good King Wenceslas»), посвященном в свою очередь еще одному чешскому святому (см. комм., ч. 1, гл. 4, с. 55).

Sire, he lives а good league hence,undemeath the mountain,right against the forest fence,by Saint Agnes’ fountain.Сир, живет она далеко,за суровым темным лесом,под горой большой, высокой.Там, где ключ святой Агнессы.

Ты – луч солнца, упавший к нам в темницу!


В оригинале: Jsi z'aric'i zjev v temn'em nasem vezen'i. Возможно, первая отсылка к хрестоматийному определению Катерины из «Грозы» Островского, пущенному в обращение Добролюбовым. См. комм, далее, с. 333.


— Ишь как ощетинился, хомяк, —


В оригинале повелительное наклонение: Jen se nestet, krecku. Только щетиниться не надо, хомяк! Важно и то, что если в русском хомяк – жадина, то у чехов – гадина. Злыдень.


С. 333

я съездил бы ему по роже, колотил бы головой об нару и всунул бы его по шею в сортирную яму! И это, брат, тоже доказывает огрубение нравов, вызванное военным ремеслом.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики
Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики

Книга является продолжением предыдущей книги автора – «Вещество литературы» (М.: Языки славянской культуры, 2001). Речь по-прежнему идет о теоретических аспектах онтологически ориентированной поэтики, о принципах выявления в художественном тексте того, что можно назвать «нечитаемым» в тексте, или «неочевидными смысловыми структурами». Различие между двумя книгами состоит в основном лишь в избранном материале. В первом случае речь шла о русской литературной классике, здесь же – о классике западноевропейской: от трагедий В. Шекспира и И. В. Гёте – до романтических «сказок» Дж. Барри и А. Милна. Героями исследования оказываются не только персонажи, но и те элементы мира, с которыми они вступают в самые различные отношения: вещества, формы, объемы, звуки, направления движения и пр. – все то, что составляет онтологическую (напрямую нечитаемую) подоплеку «видимого», явного сюжета и исподволь оформляет его логику и конфигурацию.

Леонид Владимирович Карасев

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука