Коммерсанты

Чингиз пытался собраться. Он понимал уязвимость и двусмысленность своего положения. Он чувствовал тяжесть, точно взоры его компаньонов каким-то образом материализуются в упругую массу…

— Когда тебе выгодно, Феликс Евгеньевич, — «Крона» единая и неделимая фирма. Когда не выгодно, «Крона-Куртаж» — дочернее предприятие, со своим балансом.

— Опять ты меня выставляешь жучком, — устало произнес Феликс.

— Не жучком, Феликс. Извини, — Чингиз встал, шагнул к Феликсу и положил ему руку на плечо. — Извини… Мы становимся собственниками, капиталистами. Может, это не совсем красиво выглядит со стороны, но ничего не поделаешь. Каждый из нас по-своему становится на ноги. Нас пока разносят центробежные силы. Это потом, с опытом, мы, наверно, придем к выводу, что центростремительные силы надежней. А пока инстинкт самосохранения ввергает нас в авантюры…

— Красиво говоришь, сукин сын, — как-то отстраненно обронил Рафинад.

— И я не удивлюсь, если завтра твой лысый стукач Гордый обнаружит и у Рафаила какой-нибудь стратегический план, — продолжал Чингиз.

— Так можно оправдать любую подлость, Чингиз Григорьевич, — усмехнулся Феликс. — И Женьку Нефедова тоже. И Генку Власова…

— Ну, с Власовым это не так… А с «Катраном» посложнее, — ответил Чингиз. — Мы ведем игру, и ставки наши крутые и рисковые. С Женькой Нефедовым, надеюсь, я разберусь. Только не надо мне мешать, не надо ко мне подсылать филеров.

Чингиз умолк. Вздохнул и направился к выходу из кабинета.

— И все же, Джасоев, — Феликс поднялся с дивана и сунул руки в карманы просторного пиджака, — я постараюсь многое забыть из нашего разговора. Но при условии, что ты найдешь более приличного компаньона для строительства лесозавода… Не знаю, как остальные отцы учредители, но я категорически против привлечения бандитов как холдинговых партнеров в наш сибирский бизнес.

Чингиз задержался в дверях, обернулся, хотел было что-то произнести, но передумал…

Феликс вернулся к столу, тяжело сел, раскинув полы пиджака, словно серые ласты, и хмуро обронил:

— Ну? Что скажешь?

— Насчет чего? — благодушно произнес Рафинад. — Так много тем для разговора.

Феликс напрягся — мелькнула мысль, что Рафинад имеет в виду ту, уже давнюю историю в Доме кино. Неужели Инга не сдержала обещание и все рассказала? К чему тогда был ее ночной телефонный звонок в тихую мамину квартиру на улице Савушкина?

— Много тем для разговора? — через силу повторил Феликс. — Тогда давай поговорим об Инге.

— Об Инге? — удивился Рафинад. — А что говорить об Инге? Работает… с нашего с тобой благословения. Дело для нее новое — магазин еще сырой, службы не отлажены. Но не жалуется, наоборот, меня загоняла: то ей надо, это ей надо. Сложности на старой работе, в больнице. Ее не хотят увольнять. Предложили взять месяца три за свой счет в надежде, что она вернется обратно, в лабораторию.

Глаза Феликса посветлели. Он улыбнулся, выпрямил спину. Он чувствовал сейчас нежность к Рафинаду, к своему старому доброму приятелю. Нежность за то, что все, видимо, сохранилось в их отношениях, что удалось провести за нос коварного змея-искусителя. Сейчас он не думал, надолго ли это. Сейчас он успокоился. Да, признаться, и само происшествие в Доме кино как-то стерлось, казалось туманным и незначительным.

Перемена настроения Феликса обескуражила Рафинада своей неожиданностью.

— Кстати, ты все у матери живешь? Или вернулся на Мойку? — спросил Рафинад.

— Вернулся, — кротко улыбнулся Феликс. — Скучал по Игорьку, понимаешь…

Помолчали. Рафинад взглянул на часы. До встречи в Гостином дворе оставалось минут пятнадцать, пора ехать.

— А как Гордый узнал о лесобилетах Чингиза? — Рафинад поднялся.

— Позвонил какому-то бывшему своему коллеге, в Тюмень. У этих гэбистов всюду свои люди…

— Сам позвонил? По своей инициативе? — спросил Рафинад.

— Почему сам? Я попросил. Меня интересовала обстановка в Тюмени, на что можно рассчитывать, — ответил Феликс и добавил не без досады: — Вы уж, ребята, совсем перепуганы этим Гордым… Лучше скажи, каков Чингиз, а?

Рафинад склонился над столом, уперся локтями в его полированную поверхность и, спрятав подбородок в сложенные тюльпаном ладони, проговорил:

— Не будь так строг с Чингизом. Он Прав: мы становимся капиталистами. Думаю, что и ты, и я не упустили бы возможность поиметь собственную концессию в Сибири. Другое дело, что сделал он это без большого звона. Ну так и ты не очень посвящаешь в свои игры с Неглядой. И я не очень удивлюсь, когда в один прекрасный день ты объявишь, что вырос из коротких штанишек… Но хочу заметить, Негляда был моей креатурой. Это я открыл его для «Кроны» с помощью своего папаши Наума Соломоновича. Так что твои претензии к Чингизу за лесобилеты, князь, не очень корректны. И я тебя уверяю — представься мне случай ухватить что-нибудь погорячей, я бы не стал искать перчатки, схватил бы голой рукой.

В Соловьевском магазине, что разместился на пересечении двух проспектов — Владимирского и Невского, — колобродила толпа: молочный отдел выбросил в продажу немецкое пиво в темных приземистых бутылках с яркой наклейкой.