— Вижу, ты стал совсем эксплуататором, — вставил Саенков. — Так что имей меня в виду. — Он резко остановился и хлопнул себя по бедру тощей рукой. — Вспомнил! Ей-Богу, вспомнил, будто было вчера. Предлагал я тебе еще политическую партию организовать, фарцовщиков, — Саенков захохотал сиплым болезненным смехом. — Партию фарцы! Я — председатель, ты — генсек! Помнишь?
И Чингиз засмеялся:
— Политика не для меня. Хватит! Уже был бит раз, в Москве.
— А напрасно, — заметил Саенков. — Политика — самый крутой бизнес. Всегда так было — грязный, но крутой и не рисковый, потому как за спиной система. Может, мне создать партию обворованных мужей, а? Тоже ничего, контингент гарантирован. Я — председатель, а ты… Кстати, ты женат?
— Нет еще.
— Потяни с этим делом, — благодушно советовал Саенков. — Семья — это атавизм, это ячейка несвободы, это первый тюремный университет.
— Семья — это Божий промысел, — ерничал Чингиз.
— Хрена с два! Хитрит Боженька. Сам-то был холостым, все норовил на халяву порезвиться. Эта понтяра с Девой Марией, с непорочным зачатием, никакие алименты не пришьешь.
— Не богохульничайте, Хирург, — смеялся Чингиз. — Вам еще предстоит повидаться с Отцом нашим, Господом.
— Так меня к нему и пустили. Там бюрократии не меньше, чем у наших сраных демократов. Посмотришь, эти демократы еще дадут нам прикурить. Ты вот подумай, — Саенков показал рукой на металлический защитный козырек, что крылом торчал в стене дома, рядом с подъездом. — Телефон-автомат… При коммунистах его прятали в будку. Разговаривай, о чем хочешь, тебя не слышно, не видно. А при демократах?
Любой прохожий знает, о чем ты болтаешь и как выглядишь. Вот тебе и демократия! Круговой сыск. Тогда хоть система тебя на крючке держала, а теперь друг друга на крючке держим. Самые мерзкие стороны человеческой натуры разбудили, демократы хреновы, ослы троянские.
С лязгом и грохотом, оберегая бутылки от удара железной двери лифта, они покинули клеть. Чингиз поставил кейс на пол. Поначалу он хотел достать ключи, но потом решил позвонить — вдруг Целлулоидов уже дома?
И
не ошибся. Вася Целлулоидов, в драном домашнем одеянии, переводил взгляд от хозяина к незнакомому потертому мужичку, задержался на золотистых бутылочных нашлепках.— Во, бля! Я тоже купил такое пиво, — радостно объявил Целлулоидов. — На углу брали, да?
Чингиз вошел в прихожую, втягивая за собой Саенкова.
— Рассчитайся с гражданином, как скажет, — приказал Чингиз. — И сверху кинь половину за услуги. — Он снял пальто, повесил на крючок и, обернувшись к Саенкову, проговорил суховато: — Я с вами прощаюсь. Позвоню, если что. Телефон у меня есть, — Чингиз подхватил кейс и ушел в комнату.
Саенков, озадаченный столь стремительной концовкой, лишь пожал плечами…
Комната выглядела опрятно, даже пол блестел натертой мастикой. Вася Целлулоидов оказался большим чистюлей и прилежным поваром, даже жаль, что собирается съехать, надыбал себе где-то на Васильевском острове крышу. Чингиз подозревал, что дело не обошлось без женщины, — Вася каждый вечер исчезал, нагладив до бритвенной остроты свои единственные серые шкары. И в деле Целлулоидов оказался на редкость исполнительным и работоспособным. Изучив по карте город, он без шума и лишней болтовни выполнял поручения Чингиза — контрагенты были Васей довольны… Как он проболтался с этими лесобилетами, непонятно.
Стукнула наружная дверь, и вскоре Целлулоидов вернулся в комнату.
— Тебя каринец этот на уши поставил, вполбумаги, не меньше, — с порога объявил он.
— А по-русски? — раздраженно переспросил Чингиз. — Здесь тебе не зона.
— Старик тебя нагрел рублей на пятьдесят, не меньше, — терпеливо перевел Целлулоидов.
— Почему меня? — Чингиз снял пиджак и принялся за брюки. — Ты ведь с ним расплачивался. Значит, тебя и нагрел.
Целлулоидов удивленно вскинул глаза. Подобного бывший уголовник Вася Целлулоидов от своего хозяина не ожидал. Конечно, деньги не большие, расстраиваться причин не было, но сам факт, какое-то детское вероломство…
— Красиво, — улыбнулся Целлулоидов. — Давно я собирался тебя пивком угостить. Теперь пива у нас хоть залейся, — ловко отбился Вася Целлулоидов и добавил: — Я могу тебе и за постой уплатить, и за науку.
— Успеешь, — отрезал Чингиз, пряча костюм в шкаф. — За все уплатишь… Был у Ашота?
Утром Чингиз направил Целлулоидова на Фаянсовую, там, на складе, ему обещали импортную сапожную фурнитуру. Надо было нанять такси и подбросить фурнитуру на Охту, в обувной цех Савунца.
— Ашот хочет купить дозатор для склейки подошвы, — Целлулоидов шел следом за Чингизом на кухню. — За три тысячи.
— Пусть покупает, его производство, — буркнул Чингиз.
Целлулоидов искоса взглянул на Чингиза, — пожалуй, впервые он видел хозяина под такой бузой. Но промолчал. Кича приучила — не возникай по ненужности с вопросами. Возник с вопросом, и глядишь, сам уже ступил в бузу.
— Вот. Селедочку приканал, атлантическую. Люблю с помидорами и огурчиками, — промолвил Целлулоидов. — Садись. Я супец сварганил, пальчики оближешь. И мясо с картошкой. Самая еда под пиво.