Коммерсанты

Чингиз уловил на себе недоуменный взгляд Целлулоидова. И ответил ему тем же, отметив про себя бледность своего помощника и постояльца. Причин для волнения у Васи было предостаточно, Чингиза до сих пор лихорадило — кстати, он закрыл балконную дверь или нет? — подумал Чингиз, извлекая паспорт из внутреннего кармана висящего в шкафу пиджака.

Достал свой паспорт и Целлулоидов. Положил на стол.

— Так, та-а-ак, — пропел опер Киселев, перелистывая страницы. — Верно. Джасоев. Чингиз Григорьевич. Где прописка? Есть прописка… Канал Грибоедова, 32. Общежитие Финансово-экономического института. А мы вроде сидим в доме по улице Рубинштейна?

— Я здесь снимаю квартиру, — Чингиз не скрывал раздражения.

— Оформили наем? Ну да ладно, разберемся, — опер распахнул кожаные щеки планшета и упрятал паспорт.

— Не понял, — растерялся Чингиз.

— Сейчас объясню, — небрежно ответил опер Киселев, подбирая второй паспорт. — Гражданин Целлулоидов… Так, та-а-ак… Василий Васильевич… Тюмень. Все верно. Далекая земля. И веселая… Кстати, почему дата прописки свежая? И воинской отметки не вижу…

— Сидел я, — буркнул Целлулоидов. — Два года, как паспорт получил.

— Так я и понял. По какой статье?

— Букет был, — хрипло произнес Целлулоидов.

— Букет, это хорошо, — вставил милиционер. — Стало быть, запах крепкий.

— Не без этого, — согласно кивнул опер Киселев, но паспорт в планшет не упрятал, положил в блюдо, что пласталось в центре стола, откинул спину к стене, посмотрел на Чингиза, потом на Целлулоидова, приподнял блеклую правую бровь.

— Я уполномочен произвести у вас обыск, гражданин Джасоев… Вот постановление, ознакомьтесь, Дюка ребята найдут понятых, — опер вновь раскинул планшет, нашел сложенный вдвое лист бумаги и протянул Чингизу. — Если вы проявите благоразумие, дело ограничится простой выемкой, а не обыском. И суд это учтет, смягчит наказание.

Чингиз расправил лист, начал читать… Что такое?! Буквы уползали с бумаги, словно живые, разбегались, надо было произвести над собой усилие, сосредоточиться. Тревога, что овладела им при виде бригады, густела, проявляясь неподвластной дрожью пальцев, — чувство опасности душило его, мешая вчитываться в слова.

— Сколько там впаивают по двести восемнадцатой? — с умыслом проговорил мент, не меняя ленивой позы.

— До пяти лет строгача, — ответил опер.

— Ничего еще. Освободится, будет ему немногим за тридцать лет — вся жизнь впереди, — рассуждал мент, щелчком сбивая пылинку с согнутого колена.

— Не пойму что-то, — пробормотал Чингиз.

— Чего не поймешь? — Опер взял листок из слабых пальцев Чингиза, разгладил на столе и, пробегая глазами текст, принялся пересказывать: — Я! Следователь такой-то… Рассмотрел материал о незаконном хранении оружия… и тэдэ и тэпэ… постановил произвести обыск на квартире гражданина Джасоева… Чего там не понятно?

— И ежу понятно, — согласился милиционер. — Тянет резину.

Чингиз встретился взглядом с насмешливым взором милиционера. И тут, как огниво, высекшее искру, сознание пронзила ясность — вот откуда он знает этого мента — гостиница «Мир», ресторан при гостинице, где администратором работала Татьяна. Этот мент служил начальником охраны. Да, да! Все замкнулось… Татьяна навела сюда бригаду. К тому же она знала, что Чингиз проживает сейчас на улице Рубинштейна. Конечно, Татьяна… С четкостью кинопроекции на экране он видел перед собой белые от ярости глаза Татьяны в этой квартире, в этой комнате. Ее крик с угрозой поломать Чингизу жизнь…

— Если добровольно сдадите свое оружие, — произнес милиционер, — оформим протокол выемки. Советуем вам так поступить.

— Откуда я вас знаю? — невольно вырвалось у Чингиза.

— Откуда? Из гостиницы «Мир» небось, — с готовностью ответил милиционер. — Заходили в гостиницу?

— Никакой гостиницы я не знаю! — вырвалось у Чингиза, и в следующее мгновение он понял, что будет все отрицать, он часто слышал, что в такой ситуации самый правильный ход — отрицаловка, пусть сами обо всем дознаются.

— И пистолета у вас нет? — настороженно спросил опер Киселев.

— И пистолета у меня нет, — жестко отрезал Чингиз.

— Подумайте, Джасоев, пока я не внес это в протокол.

— Нет у меня никакого пистолета!

— А если мы его обнаружим? — напирал опер. — Пятерика вам не миновать, Джасоев. Подумайте. Не спешите с ответом. А мы подождем, все равно пока нет понятых… Сядьте, подумайте.

Чингиз присел на табурет и прикрыл глаза… Ах ты, стерва, Татьяна, ах. ты, курва. Ее работа! Специально постаралась, чтобы в бригаду вошел этот мент, чтобы Чингиз знал, откуда ветер дуст. Для услады своей души. Договорилась в своем ресторане с каким-нибудь чином, мало ли к ней ходит всяких… Ах ты, стерва! Не напрасно сосед Федоров остерегал Чингиза, предупреждал! А может быть, это Федоров стукнул? Нет, нет… Неспроста здесь сидит этот мент, из бывших гостиничных вертухаев… Мысли эти до боли колотились в голове, перемежаясь с мыслями об отце и матери, — что будет с ними?! Так подзалететь! И за что? Какая-то глупость… Нет, нет, надо все отрицать. Все!

— Этот, что ли? — донесся до сознания Чингиза голос Целлулоидова.