Чингиз отодвинул стул, сел. Очень уж аппетитно смотрелось блюдо с помидорами и огурцами. И селедочка жирно тускнела широкой спинкой… Чингиз сорвал с бутылки золотистую нашлепку и плеснул пиво в тяжелый литой стакан.
Целлулоидов жевал, слепо глядя в угол кухни. И запивал пивом. Пил Целлулоидов солидно, с пониманием, по-женски оттопырив мизинец. Не в пример хозяину. Чингиз пил короткими торопливыми глотками, возвращал стакан на стол, доливал золотистой, рассеченной пузырьками упругой струей и вновь принимался пить, отдуваясь и чего-то выжидая.
— Ну? Что молчишь? — проговорил наконец Чингиз.
— Спрашивай — отвечу, — мирно произнес Целлулоидов.
— Как же ты умудрился проболтаться о лесобилетах? — Чингиз крутанул стакан, завивая в пиве глубокую воронку. — Пьян был, что ли? — Чингиз сдерживал ярость.
Глаза Целлулоидова всплыли над краем стакана из-под вскинутых век, чуть задержались и медленно, не мигая, сместились к Чингизу.
— Неужели ты не понимал, какую кидаешь мне подлянку? — продолжал Чингиз. — Допускаю, ты человек новый, ты не полностью врубился в ситуацию на фирме. Не знал, что кругом стукачи, люди Гордого. Сболтнул где-нибудь в буфете, за чашкой кофе. Но… но… — ярость смешала слова, Чингиз умолк.
Целлулоидов поставил стакан на стол. Стер согнутым пальцем белесую пивную изморозь у рта.
— Тебе что, босс, пиво в голову ударило? — спросил он ровно.
— Да ладно! — небрежно отмахнулся Чингиз.
Никакие слова не могли так колупнуть нервную душу бывшего зека Васи Целлулоидова, как эта небрежная отмашка. Не было в его суровом, волчьем мире большего греха, чем измена…
— А как они могли об этом узнать, как? За тысячи километров отсюда. Как?! — вновь запалился Чингиз.
Обида подобна состоянию астматика, который пытается вогнать в себя хотя бы малость воздуха. Целлулоидов привык к обидам сызмальства, окостенело его сердце. Но сейчас родней Чингиза у него никого не было, оттаял он в этом доме, разнежился, вкусил другую жизнь, заманчивую и уважительную. И вдруг так хлобыстнуть…
— Не говорил я никому о лесобилетах, — вялыми губами выговорил Целлулоидов.
Чингиз молчал, всем своим видом показывая, что ни в грош не ставит оправдания Целлулоидова, что он презирает его и брезгует им. Целлулоидов поднялся. Прядь темных волос легла на бледный, в испарине лоб. Он приблизился к балконной двери, взялся за ручку задвижки, повернул. Задвижка ржаво заскрежетала.
Чингиз обернулся. Догадка пронзила его. Он метнулся к балконной двери.
— Ты что, офонарел?! — Чингиз сорвал с задвижки холодные пальцы Целлулоидова. — Пятый этаж… Ты что?! Пятый этаж! — Почему-то он видел сейчас только зубы Цейлулоидова — крупные, грубые, точно свинцовые бляшки.
— Не предавал я тебя, — каким-то прозрачным голосом выговаривал Целлулоидов, руки его подрагивали в жаркой ладони Чингиза.
— Конечно, конечно, — торопился Чингиз. — Глупости какие-то… Часть заказника ведь твоя, мы уговорились. Не враг же ты себе, — Чингиз понимал, что лепечет не то, что надо.
— Не веришь ты мне, не веришь, — с безучастной тоской произносил Целлулоидов. — Не веришь.
— Верю. Но как они об этом узнали, ума не приложу, — Чингиз повернул лицо к прихожей. — Звонят, что ли? — В его разгоряченное сознание проник настойчивый сигнал дверного звонка. — Кого там принесло? — обрадовался Чингиз неожиданному, но так кстати возникшему звонку. — Пойди, Вася, открой, остынь.
Целлулоидов вяло отошел от балконной двери и направился в прихожую.
То, что сейчас могло произойти, настолько владело Чингизом, что звонок в прихожей казался абстракцией, туманным сном. И возникшее в проеме лицо Целлулоидова, его тревожный шепот: «Милиция!» в какое-то мгновение казались Чингизу ирреальностью.
— Милиция? — равнодушно удивился Чингиз. — Так открой же! — и сам направился к прихожей…
Гостей было двое — один в милицейской форме, второй в обычном плаще. Оба среднего роста, серолицые, похожие между собой каким-то общим обликом. В глубине площадки, у клети лифта, стоял еще какой-то тип, видимо, третий.
— Кто из вас гражданин Джасоев? — спросил тот, в плаще.
— Я. — Чингиз подошел ближе.
— Мы из районного следственного отдела милиции. — Мужчина, в плаще вытащил удостоверение. — Оперуполномоченный Киселев.
Милиционер тоже показал удостоверение и невнятно пробурчал фамилию. Его лицо показалось Чингизу знакомым. Где-то он уже встречал это серое лицо с глубокими продольными морщинами на лбу.
— Пройдемте в комнату, гражданин Джасоев, — скомандовал опер Киселев. — И вы, гражданин… Кстати, кто вы такой?
— Мой сотрудник. Из Тюмени. Василий Целлулоидов. — Чингиз повернулся, пропуская бригаду в глубину квартиры.
— Попрошу ваши паспорта. — Опер выбрал место, сел и выложил на стол плоскую кожаную сумку-планшет.
Милиционер расположился напротив, закинул ногу на ногу.