Коммерсанты

— Хорошо, согласен, — отступил дядя Курбан. — Подумай. Но я не хочу, чтобы Наргиз знала о том, что ты решил подумать. Это будет ей неприятно. Забудь на сегодня наш разговор… Тем более мне есть что тебе сообщить. Две новости. О первой не скажу — сам узнаешь, вероятно, завтра. А вторая… Конечно, она тебя не касается. И я постараюсь, чтобы она и впредь тебя не касалась. Конечно, если будешь хранить язык за зубами, для своей же пользы.

Чингиз нетерпеливо передернул плечами. Дядя Курбан был не из тех, кто пылил словами.

— Этот самый… парень из «Катрана» исчез.

— Нефедов?! Как исчез? — Чингиз даже приподнялся с дивана. — Куда исчез?

— Неизвестно. Дома нет, телефон не отвечает. И на фирме никто ничего не знает.

— Что, его нет в живых?

— Не думаю. Скорей всего спрятался, пережидает. Всей семьей спрягался, — ореховые в крапинку глаза дяди Курбана, казалось, сдерживали какую-то недосказанность.

В распахнутом вороте белой рубашки виднелась часть сложной татуировки. Чингизу хотелось увидеть весь рисунок, но плотная ткань рубашки лишь шуршала крахмалом.

— Хотите еще что-то сказать?

— Нет, — переждал дядя Курбан. — Не хочу. Остальное моя забота, тебя не касается.

А Курбан, Курбан-оглы Мансуров, известный в определенных кругах как Казбек, мог бы рассказать своему племяннику о том, что имел телефонный разговор со Степаном Пономаревым, проходившим под кликухой Ангел. Разговор был недолгим. Ангел приглашал Казбека на стрелку покалякать о делах. Чтобы не вести предстоящий разговор втемную, пояснил, что речь пойдет о фирме «Катран». На что Казбек ответил, что все ясно, и повесил трубку. Казбеку и впрямь было все ясно. Терпила Нефедов искал защиту. И вышел на Ангела, не понимая, что Ангел, пока не выпотрошит до основания, не слезет с терпилы. Казбек понимал и то, что Ангел не явится на стрелку с пустыми руками. Кроме своих бандюг, он наверняка позовет каких-нибудь авторитетов для чистой разборки. Еще понимал Казбек, что Ангел мстит ему за гостиницу в Курорте, так что разговор предстоит крутой… Что ж, Казбек недаром слыл «асбобером», и звания этого с него никто пока не снимал. И не снимет — звание пожизненное, как звание академика. Все должно быть в законе. А если Ангел лезет в беспредел, то и на него найдется управа. Не первый раз Казбек выходит на толковище. Конечно, Ангел слыл «аллигатором», человеком, способным на все, но и Казбек не пальцем сделан. И вообще, хоть город и разобран маленькими блатарями, но хозяев своих знать должен. Пора напомнить. Неспроста за Казбеком стоит больше тысячи бойцов, правда, не все они знают, на кого пашут, но когда будет надо, узнают.

В тот же августовский вечер Рафинад ехал по Измайловскому проспекту. И, повинуясь указующему персту вождя мирового пролетариата, который спрятался в нише здания Варшавского вокзала, плотиной перегородившего Измайловский проспект, повернул свой автомобиль направо. Угораздило же его выбрать путь, указанный вождем, — вдоль Обводного канала асфальт был сродни полигону для испытания автомобилей на тряску.

— Суки все, — брюзжал Рафинад, маневрируя между выбоинами дороги. Он имел в виду не только тех, кто ведал городским дорожным хозяйством; Признание Феликса, сделанное час назад в Малом зале филармонии, затмило впечатление от игры на рояле той славной девушки. Кажется, и Чингиз, несмотря на свою влюбленность, был ошарашен новостью. Рафинад понимал: прежде чем принять решение, надо обсудить ситуацию с Чингизом. Но он почел себя уязвленным решением Феликса и ехал сейчас охваченный одним чувством — оскорбленным самолюбием. Но каков Феликс?! А? Потомок князей Шаховских! Черта с два! В его жилах течет кровь вероломных Шуйских… Хочет не только стать банкиром, но и сохранить за собой «Крону». Ну и хитрец! Имея пятьдесят один процент акций контрольного пакета, он может плевать в потолок и, будучи банкиром, вполне реально распоряжаться делами «Кроны» независимо от того, кто станет во главе фирмы. А тут проворачиваешь торговые сделки, заставляешь людей работать в магазине по выходным, сам не знаешь отдыха ни днем, ни ночью. А в итоге?! Кто-то в белой сорочке и галстуке, а ты в дерьме. Молодец Чингиз, понял, что к чему, пытается учредить в Сибири свой бизнес. А ведь у него есть «Крона-Куртаж», самостоятельная, в сущности, фирма, со своим субсчетом в банке. Стоит только завести свою бухгалтерию, и можно жить спокойно, не то что он, болван, Рафаил Наумович Дорман, всю жизнь вкалывает на чужих и думает, что схватил Бога за пейсы, как говаривал дед Соломон, отец папаши Дормана.

Человек почти не меняет свою натуру от рождения до зрелого возраста. Только кажется, что натура его грубеет, отношения становятся рассудительней, осмотрительней. Область применения знаний, опыта носит все более солидный характер, это верно. Но корень свой — азарт и детскость — человек проносит через всю жизнь.