Коммерсанты

— Не тушуйтесь, мальчики, знаем мы этих лабухов, — подбодряли себя коробейники. — «До» и в Америке «до». Наши лабухи у них с барахолок не вылезают. Чем ихние хуже наших?!

Не доверяя своему жуткому английскому, коробейники рисовали цену на ладонях и совали ладони под нос музыкантам.

Рафинад наблюдал со стороны за этой ярмаркой. Его внимание привлек худощавый парень лет двадцати с красивыми светлыми глазами на узкоскулом изнуренном лице, редкие палевые волосы падали на широкий лоб. С явно кавказским акцентом парень пытался объяснить пожилому скрипачу достоинства своего товара. То был обыкновенный общевойсковой бинокль времен еще Отечественной войны в защитном, видавшем виды футляре. Судя по всему, скрипачу бинокль приглянулся, но в то же время его что-то смущало. Зажав тощими коленями футляр со скрипкой, он вертел в руках бинокль.

Рафинад приблизился. На бойком английском Рафинад что-то сказал скрипачу. Тот оживился. Удача, кажется, улыбнулась фарцовщику с полевым биноклем, что просил за свой товар пятнадцать долларов. После нескольких фраз, сказанных Рафинадом, музыкант тяжело вздохнул, печально покачал головой, полез в карман, достал двадцать долларов и протянул парню. «Сдачи не надо», — перевел Рафинад. Молодой человек решил не упускать момент и тотчас извлек из кармана новенькие командирские часы. У каждого из здешней фарцы подобных бачат было не меньше дюжины, последнее время часы не очень покупались. Рафинад вновь что-то проговорил по-английски. Скрипач расхохотался и протянул десять долларов — красная цена за часы… Стоящая вокруг фарца обмякла. Обидно, уплыл такой жирный лох, и кому? Какому-то чучмеку. А главное, откуда свалился этот знаток английского, что так красиво расколол американца.

— Есть еще что-нибудь? — спросил музыкант у парня. Тот огорченно пожал плечами, но вдруг сообразил и снял с руки свои часы, обычную пластмассовую штамповку. Музыкант засмеялся и покачал отрицательно головой. Извлек из кармана две пачки сигарет «Мальборо». Одну протянул парню, вторую Рафинаду, презент!

Фарца зашлась от зависти. Но тусовка есть тусовка, сегодня тебе повезло, завтра — мне…

Какой-то активист с повязкой на руке, вдвоем с милиционером, принялся вызволять музыкантов. Взявшись за руки, музыканты потянулись за своими спасителями к служебному входу филармонии.

В этот момент подкатил еще один автобус с иностранными туристами, приехали послушать симфоническую музыку… Ну, это другое дело! Нормальные ребята, многие уже держали в руках товар для «ченча» — импортные портки, майки, поношенные шузы с тщательно отмытыми подошвами. Видно, ребята из скромных иноземцев — то ли поляки, то ли болгары…

Фарца оживилась.

Рафинад и светлоглазый молодой человек двинулись по улице Бродского. Молодого человека звали Чингиз, он был студентом второго курса финансово-экономического института, жил в общежитии. Чингиз предложил Рафинаду пять долларов за помощь. К тому же эти пять долларов были залетными, не предусмотренными торгами. Рафинад счел предложение справедливым. Они зашли в ресторан «Невский», где в итоге и просидели все заработанные доллары.

— Что ты сказал американцу? — вспомнил после четвертой рюмки Чингиз.

— Сказал, что бинокль участвовал в Сталинградской битве и взятии Берлина. Что твой дядя — инвалид войны. И сейчас ему нечего есть. Что он неделю не держал во рту и крошки хлеба, — ответил Рафинад.

— А насчет командирских часов? — спросил Чингиз.

— Что второму твоему дяде, полковнику, не хватает десяти долларов на покупку «вольво», что он — жертва прекращения холодной войны между нами и Америкой, — ответил Рафинад.

После той истории Чингиз не раз просил Рафинада ассистировать ему при сделках с иностранцами, отстегивая Рафинаду приличные комиссионные. Особенно в свои дела он Рафинада не посвящал. За полгода Чингиз как-то разгладился, обтянутые скулы порозовели. Он даже купил автомобиль, подержанную «копейку», как называли «жигули» первой модели. На тусовке у Гостиного двора, да и на площади Искусств, его признали авторитетом. Каким образом произошла подобная метаморфоза, Рафинаду было неизвестно. Вообще Чингиз перестал приглашать Рафинада на дело — он и сам стал вполне прилично разговаривать на английском, к удивлению Рафинада. Виделись они все реже и реже. Когда же они встречались в последний раз? Месяца три назад, не меньше, — и вдруг телефонный звонок с просьбой прийти с утра в общежитие…

Троллейбус притормаживал. Сквозь немытые стекла Рафинад видел щербатые двери общественного туалета и, вспомнив вчерашнюю ночную встречу, засмеялся в голос. Сидящая рядом девушка отодвинулась к краю сиденья. Рафинад скосил на соседку глаза. Прямые светлые волосы прятали щеку, проявляя милый, чистый профиль. Рафинаду нравились такие простые лица.

— Не бойтесь, я не пьян, я вспомнил смешное, — произнес Рафинад.

— Я не боюсь, — голос незнакомки звучал без жеманства и был приятен на слух.