Коммунисты

Можешь быть уверен, они-то между собой договорятся. Если только мы выскочим сегодня ночью, работать придется вдвое больше. Знаешь, как туго пришлось им, в Германии, в восемнадцатом году? Нет, не знаю. Мне на это наплевать. Я собирался жениться, понимаешь… При чем тут твоя женитьба?

Опять стрельба. Колонна остановилась. Долго еще будет так продолжаться?

Когда Робер Гайяр очнулся, он застонал. Поднес руку к голове. Во всем теле он чувствовал слабость, ломоту, боль. Он трясся на каких-то тюках в повозке, куда его положили чуть живого. Его бросало то в жар, то в холод, знобило. Он не понимал, что происходит. Повозка была открытая, без брезента. Два человека на козлах разговаривали, совершенно позабыв о нем, их слова долетали откуда-то издалека, словно с другой планеты. Речь их прерывалась понуканьем, то ласковым, то грубым. Ехали на лошади, да… даже на паре. То тут, то там вставало зарево далеких пожаров. Деревни, одинокие фермы — по правую, по левую руку, впереди. Валяются брошенные повозки, остовы сгоревших машин. Прямо посреди дороги — воронки от бомб и снарядов. Кое-где лежат мертвые тела, на которые никто не обращает внимания. Вот здесь была какая-то катавасия. Разбитые машины, раскиданные вещи. По всей вероятности, разбомбили колонну беженцев. Повидимому, они шли нашей дорогой и самолеты преследовали их по пятам. В общую кашу попали и военные. На краю дороги в легковой машине офицер, рядом с ним весь скорчившийся водитель с вдавленной в живот баранкой. Офицер в чине майора, очень рослый, он так и остался сидеть, вцепившись обеими руками в сиденье, запрокинув голову в театральной позе, но лицо у него снесено, из пробитого черепа течет мозг…

Они остановились рядом и тут, верно, вспомнили о лейтенанте, который трясся у них в повозке; увидев, что он открыл глаза, они спросили: — Ну, как, папаша, очнулся? — Поняли, что он просит попить. — А луны с неба не хочешь?

Пришлось пойти вдоль колонны, воды ни у кого не было, а может, у кого и было, да не хотели делиться. Наконец нашелся сапер, наполнивший в попавшемся по дороге бистро свою фляжку. Никак это вино? Смотри, не вылакай сам, это только для раненого!

Слава богу, наконец добрались до какого-то местечка, никто не прочитал у въезда, как оно называется. Стой! Саперы с карабинами пошли вперед, чтобы посмотреть, чем здесь пахнет. Дорогой народу поубавилось. Кто отстал, кто пошел напрямик, лесом. В одном сарае саперы обнаружили десятка три солдат. Они приняли их за парашютистов и открыли огонь. Те стали кричать по-французски. Оказалось, что это французские солдаты; проходившие через деревню час назад немецкие танкисты обезоружили их и заперли в сарае; потом танки ушли. В каком направлении? Да откуда же нам это знать?

Робер Гайяр обрывок за обрывком восстановил в памяти все, что предшествовало этой сумбурной ночи. Так бывает, когда вдруг проснешься в незнакомой комнате и сначала не понимаешь, как стоит кровать, с какой стороны окно. Как будто начинаешь припоминать, путаешь с чем-то еще… В голове звучит голос капитана: «Так и запишите, сержант, так и запишите»… И вдруг сердце пронизала острая, мучительная боль, он вспомнил об Ивонне… Как все это связать? Он, Робер, на каких-то мешках, в повозке, запряженной парой, проселочная дорога, рана, он ранен в голову… А там Ивонна… Ивонна… Ивонне что-то грозит… на Ивонну наплывает тьма… Что с Ивонной? Робер делает усилие, чтобы припомнить, боль сильней… что же с Ивонной? Дорога вся в ухабах, в рытвинах. Лошади спотыкаются. Мешки, верно, набиты камнями, просто невыносимо! Ивонна… Неужели возможно такое чудо, что Ивонна и Робер снова будут вместе? Чужие люди увели их по разным дорогам, по путям, которые не сходятся.

Чуть брезжил свет, когда колонна вошла в Брюнамель. Впереди началась стрельба. Но на этот раз стреляли мы. Офицер, который вел колонну, заметил в деревне немецких мотоциклистов и пехотинцев. Он открыл огонь. Отходя, немцы отвечали тем же. Саперы преследовали их до самой дороги на Розуа. Тут появились немецкие танки. Французы нашли в деревне брошенную 25-миллиметровую пушку; саперы установили ее и обстреляли танки; те скрылись. Артиллеристы в хвосте колонны навели свое 105-миллиметровое орудие на помещичий дом, откуда немцы стали прыгать прямо из окон. Пехотинцы решили взять здание штурмом и пробрались в парк. Вдруг из лесочка послышались выстрелы.