Коммунисты

— Ох, что же это такое! — простонала Матильда, поворачиваясь на другой бок. Кому это вздумалось звонить в такую рань? В полутьму высоких комнат ворвался пронзительный телефонный звонок. Ромэн никак не мог очнуться. Она потрясла его за плечо.

Он сел на кровати, растрепанный, с голой грудью. Как всегда, первым делом опустил на лоб свою любимую прядь. Матильда немножко поохала, словно жалуясь, что ее разбудили, и погладила своего муженька по плечу. Он взял трубку.

— Да… я… Кто у телефона?

Ответ не смягчил Висконти. — Что за нахальство, звонить в такую рань, еще темно… Что? — Звонил Доминик Мало. Положение было настолько серьезно, что он не мог дождаться утра. Его тоже подняли с постели. Позвонили с улицы Сен-Доминик. Немецкие танки или уже в Лаоне, или подходят к нему. На Париж идут три танковые дивизии, а за ними следом моторизованная пехота. Они будут здесь уже к вечеру… да, да, да… к вечеру… самое позднее — ночью… — Так, значит, Парижу крышка?

Матильда прижалась к мужу, она не слышала, что ему говорили по телефону. Но у Ромэна был такой голос, такой голос! Он с раздражением отодвинулся от нее. Он слушал. Потом, прикрыв ладонью трубку, повернулся к жене. — Они подходят… понимаешь?.. подходят. — В голосе его звучали незнакомые ей нотки, странное сочетание: испуг, ужас и жгучее любопытство. — Спасибо, Доминик… спасибо, что позвонил… Ну, конечно, ты же знаешь, как я всегда возмущался, — я так и знал, что они нас до этого доведут! Но что тебе сказали?.. Чем они объясняют?..

Слово, которое откуда-то издалека, с окраины, откуда-то из Терна, пройдя сквозь стены, по улицам, проникло в темноту комнаты, это слово сегодня утром по секрету повторялось во всех телефонных сообщениях, во всех предрассветных разговорах. Как? Что ты говоришь? Я не ослышался?

— Коммунисты… — раздался в трубке голос депутата-радикала. — Армия разложилась под влиянием коммунистической пропаганды… понимаешь?.. Вот все и расползлось по всем швам!

В первую минуту Ромэн чуть не рассмеялся, хотя момент для этого был совершенно неподходящий. Затем подумал — он был человеком сообразительным — и спросил: — Это твое мнение… или ты говоришь со слов того, кто тебя информировал?.. Ага, с его слов. А тот, кто тебе говорил, что за человек?

Когда Ромэн положил трубку, Матильда в свою очередь спросила: — А тот, кто ему говорил, что за человек? Что тебе ответил Доминик?

Депутат Восточных Пиренеев опять нырнул под одеяло, под бок к жене, прижался колючим подбородком к ее плечу, с которого соскользнула шелковая рубашка. Он задумался. Потом зашептал: — По словам Доминика, человек очень авторитетный… полковник… Будто бы ему позвонили из Венсена, из ставки Гамелена, и сообщили…

— А вдруг это правда, — сказала Матильда.

— Да, может быть, и правда. Во всяком случае, военные хотят уверить нас, что это правда…

— Что? Что Парижу крышка?

Ясно, она только это и слышала. Ромэна вдруг охватило беспокойство. — Я зажгу свет… — Ой, зачем… еще семи нет!

— Да, но если военные еще до семи трезвонят по телефону всему Парижу, что…

Вдруг до Матильды дошло.

— Но ведь это же ужасно! А мы как же?

Ромэн вылез из-под одеяла и голым забегал по комнате. При тусклом свете ночника он был похож на прежнего Ромэна, каким он был в дни молодости, когда они познакомились. Тогда он был футболистом… Ромэн, почесываясь, остановился перед женой.

— Это и слепому ясно… — сказал он.

Что ясно? Он объяснил: военные… Ты можешь себе представить, чтобы… когда враг подходит к городу… людям звонили по телефону и говорили: собирайте свои пожитки?

— Как? Мы сейчас же и уедем?

Может быть, это было бы самым благоразумным. Чтобы не очутиться на линии огня! Но Висконти думал о другом, совсем о другом. Если военный, связанный со ставкой главнокомандующего или с министерством национальной обороны, не дождавшись утра, старается объяснить поражение, да еще политическими причинами… значит, такое объяснение в интересах армии.

— Постой, я сейчас позвоню в министерство информации.

В министерстве та же песня. Упоминают о Реймсе. О том, что некоторых генералов отстранили от командования. Но у Фроссара тоже все объясняют подрывной деятельностью коммунистов. А ведь как будто совсем не в интересах министерства информации подчеркивать провал своей собственной пропаганды…

Ромэн надел носки. Не надо терять голову. Да, поражение. Я восемь месяцев к нему готовился. И все-таки, когда оно сваливается тебе на голову… Значит, они так объясняют. Разумеется, когда целые дивизии уходят с фронта, нужно свалить вину на солдат! Вот и придумали объяснить все коммунизмом… нужно, чтобы виноват был коммунизм… нужно Гамелену, Жоржу и прочим. Телефон, как черный сфинкс, притягивал Висконти. Он взялся было за трубку, остановился, потом набрал номер.

— Кому ты звонишь?

Он буркнул: — Анатолю…

Монзи знал немногим больше. Он не присутствовал на заседании, которое происходило этой ночью в министерстве внутренних дел.

— Но, по-вашему, как это случилось?

— По-моему… по-моему…