В тот же вечер в том же Камбрэ очутились и Барбентан, Видаль, Теншбре, Гребов, Кристобаль. До полудня они проспали сном праведников на той самой ферме, в шести километрах к юго-востоку от Ландреси, мимо которой прошел немецкий разведывательный отряд. Впрочем, это относилось только к Барбентану. Потому что, когда он открыл глаза, его товарищи были уже на ногах и занимались делом. Они наложили дров в очаг и разожгли огонь, и Теншбре, сидя на корточках, вращал на самодельных вертелах двух кур, перья которых устилали пол. Кристобаль, весь намыленный, плескался в тазу с горячей водой. Ну и растительность же на этом парне, прямо иссиня-черная! Видаль брился у окна. Гребов переворачивал все вверх дном в поисках соли: как же можно — курица без соли! Наконец они тронулись в путь, подтянутые, опрятные — теперь уж никто не примет их за дезертиров. Кур они поели непосоленными; пресновато, конечно, но что поделаешь: все старания Гребова оказались тщетны. Куры были крупные: остатки завернули в старую газету. Пригодится в дороге. А куда теперь идти? Это дело посложнее. На скрещении дорог они остановились в нерешительности. В одну сторону, согласно указателям, был Гиз, но вчера вечером им как будто говорили, что его заняли немцы; в другую — пять километров до Ландреси. Что-то это название тоже упоминали… Тьфу, пропасть! Остается шагать прямо. Они дошли до Ле-Като к пяти часам. В пути им приходилось пробираться между колоннами моторизованной части, навстречу им попадались броневики, артиллеристы то и дело сгоняли их с дороги, чтобы они не попали под огонь полевых орудий. Все говорило о близости фронта. В Ле-Като, городке, где главная улица идет под гору, из какой-то лавки их окликнули офицеры. Куда вы? Они ответили, что рассчитывают здесь же в городе остаться в какой-нибудь части, ведь они уже отшагали за полдня около двадцати километров. Но Ле-Като бомбили, через него проходили отступающие войска, связные прибывали с донесениями прямо сюда, в лавку. В лавке раньше торговали умывальниками, ваннами, кухонными и гигиеническими принадлежностями. Один капитан посоветовал Барбентану не задерживаясь улепетывать на Камбрэ. Двадцать два километра… Куда им осилить такой перегон, когда они отмахали уже столько же…
— Повторяю, это будет лучше для вас же, лейтенант, и для ваших людей. По последним сведениям, неприятель выступил из Ландреси, бой идет в шести километрах отсюда, в Буа л’Эвек…
Посмотрев на карту, Барбентан не стал раздумывать. Но Теншбре и Гребов взмолились: — Помилуйте, товарищ, это просто немыслимо… — Кристобаль сплюнул на пол и сказал только: — Лейтенант это вам или не лейтенант? — А Видаль подхватил: — Кристобаль верно говорит. Есть идти, господин лейтенант.
Однакоже на дороге от Ле-Като до Камбрэ им пришлось туго. Через каждый километр на толпу пикировали самолеты. Люди разбегались кто куда. Отовсюду неслись стоны раненых. Прогулка оказалась утомительной. Недавней выправки как не бывало. По счастью, артиллеристы, во весь опор мчавшие зарядные ящики, остановились рядом, потому что их задержала нахлынувшая в панике толпа. Теншбре вступил с артиллеристами в переговоры, потом подозвал остальных: — Господни лейтенант, они согласны нас подвезти! — Последние десять километров ехали с артиллеристами, хотя из-за повального бегства на каждом шагу случались задержки.
Совсем уже стемнело, когда они очутились в Камбрэ и улеглись на охапках сена где-то в подвале. — Сегодня обойдусь без молитвы! — сказал Гребов. И обошелся.
Фактически положение в этот вечер было таково: три легкие мотодивизии растянулись от Арраса до Камбрэ. Камбрэ обороняла мотодивизия бывшей армии Жиро, отозванной из Голландии. Вернее, только часть, потому что вся дивизия была разбросана от Бельгии до района южнее Камбрэ и ее необходимо было собрать, тем более что танки ее были распределены по другим частям для боев местного значения.
А западнее Камбрэ, в двух километрах к северу от шоссе на Бапом, в деревушке, куда попадаешь, пройдя мимо длинного ряда сараев для сельскохозяйственных машин, Жан де Монсэ и Алэн Морльер не успели еще, по указаниям Блаза и Партюрье, разложить оборудование медпункта в двух одинаковых, сплошь из кирпича и стекла, зданиях школы для мальчиков и для девочек, как с ближнего шоссе к ним уже стали приносить раненых: беженцев, солдат из соединений, идущих на фронт, в частности, нескольких англичан.
— Слава богу! — сказал Гроппар. — Наконец-то англичане соизволили явиться!
Алэн смазал его по физиономии индивидуальным пакетом.
Книга шестая.
МАЙ–ИЮНЬ 1940 ГОДА
I