Коммунисты

Но он не пояснил Жану, о какой истории идет речь. Машины остановились в этих кирпичных коридорах, а голова колонны была на центральной площади. Все население высыпало на улицу, женщины смотрели с порога своих жилищ, депутация от города с мэром во главе приветствовала главного врача. Как будто им предстояло прочно обосноваться здесь. Ребятишки отталкивали друг друга, чтобы увидеть солдат. А лавки, — сколько времени они не видели открытых лавок! Партюрье был ошеломлен. — Да здесь нет никакой войны! — воскликнул Фенестр. Мэр разрешился небольшой речью.

Выяснилось, правда, что за последние дни город слегка бомбили, но большого вреда не нанесли. Мужчины сейчас в шахтах, как и обычно. Санотряд расположился в школе. Раулю не сиделось на месте. По его словам, ему хотелось осмотреть городок. Конечно, пускай пойдет. Не двинутся же они немедленно дальше, в самом деле! Праш пожал плечами, он видел, что Рауль чего-то не договаривает.

Давэн де Сессак прогуливался с мэром по площади. Офицеры были, в общем, удивлены: говорят, тут все красные. А как их принимают! В депутацию, кроме мэра, входило несколько человек, они непременно хотели оправдаться, особенно один, очень худой с багровыми пятнами на щеках: господа офицеры должны понять, жизнь тут тяжелая, мы слабо разбирались, некоторые голосовали за коммунистов, считали, что от этого положение изменится, а что такое коммунисты — не задумывались, да и откуда нам было знать? Теперь-то мы знаем! И всячески готовы загладить… А коммунисты здесь еще есть? Трудно сказать! Сумасшедшие повсюду найдутся. Но после того, что нам стало известно, что нам рассказали, о чем мы читали!.. Многие арестованы, увезены, больше мы их не увидим… Вот семьи их жаль: не все же они тоже… Господа офицеры, вы уже знаете последние новости? Маршал Петэн вошел в правительство, Мандель — министр внутренних дел… Не знаете? Не может быть!

Отцы города жаждали показать господам офицерам, к каким блистательным достижениям привели их усилия в эти трудные дни. В другие времена строят школы. Во время войны строят убежища. И, действительно, их убежища были большим достижением. Недаром здесь потрудились крепильщики с шахт. Подземные галереи шли как раз от начальной школы, где расположился дивсанотряд, а дальше конца им не было видно — весь город могли бы вместить. Только запасных выходов не предусмотрели, и если бы завалился вход… — А если придется просидеть несколько часов, где ж тут детям вытерпеть? — заметил Фенестр. — И со страху не только детям…

Рауль бродил по городу. Да это и не похоже на город. Только тут, на месте, многое становится понятным. Он ходил от дома к дому, называл имя; никто не знал. Многие как будто не понимали. Качали головой. — Декер? Нет, не знаю… Погодите… Это москательщик, что ли? — Нет, не москательщик, — Какая-то женщина повернулась и ушла, не ответив ни слова. Чудны́е люди! С такими все равно что искать иголку в стоге сена. — Декер? Это шахтер-то? Декер, Этьен?

Ну да, Этьен. Рауль сразу повеселел. Как же, Этьен… а где он живет? — Точно не скажу, лучше спросите в поселке девятой шахты, — Рауль не знал, что поселки обозначались номерами шахт, где работали обитатели данного поселка, и что горняки жили в домах, принадлежащих шахтовладельцам. Век живи, век учись… В поселке девятой шахты его раза три отсылали ни с чем — то хозяин бакалейной лавочки, то какой-то старик, возившийся в своем палисаднике, но наконец он напал на человека, указавшего, в какую дверь стучать.

Раулю даже не верилось, что он увидит Декера, с которым они были вместе в Рабочем полку. Хороший товарищ. Он вернулся домой в конце апреля, как раз во-время. Понятно, Раулю хотелось повидать Этьена, но главная суть была не в этом. Раз Декер с месяц уже как вернулся к себе на шахту, он наверняка успел наладить связь с партией. Вот отчего у Рауля замирало сердце. Сейчас он узнает. Среди всей этой мерзости, этих страшных событий, этой кровавой бойни, узнает, что говорит партия, что она считает необходимым сказать…

Домик Декера был похож на все здешние домики: два окна, дверь — рядом с другими такими же окнами и дверью, только что ставни у него были выцветшие, вот и вся разница; когда дверь открывалась, сразу были видны две комнаты, одна за другой; красные плитки пола, даже и выщербленные, так блестели, что хоть глядись в них, а по ободку плиты проступала черная от угля земля. Войлочные дорожки, чтобы не пачкать пол… У печи женщина, — надо полагать, Элиза. Декер говорил, что его жену зовут Элиза… В уголке полуторагодовалый малыш топал от стула к стулу; на нем серая в белую полоску рубашонка, такая короткая, что не ошибешься: сразу видно — мальчик.

— Мадам Декер? — спросил Рауль и улыбнулся малышу.