Ну, конечно, это Элиза; волосы у нее вьющиеся, правда, они потемнее и талия пополнее против того, что говорил Декер, но глаза и в самом деле очень светлые, живые. Она сразу же сказала: — Кофе выпьете?.. Нет, нет, готов… — И подвинула кофейник на огонь, помешав в печке через конфорку. Обои на стенах были пестрые, цветастые. В одной комнате стояло кресло, стул и три табуретки, в соседней виднелась кровать с периной… — Может, настоечки? — Ну, кто от этого откажется! — Спасибо, товарищ, — ответил он, подчеркивая последнее слово. Элиза остановилась и посмотрела на него. — Вон оно что! — сказала она и усмехнулась. — Я-то, правда, не товарищ… ну, да вроде! — Она прищурилась, вспомнив, как Гаспар сказал ей, когда принес знамя секции: «Ты, сестренка, хоть и не в партии у нас, а все равно…» Этьен? Ну где же ему быть, как не в забое. Их смена заступает в половине шестого… значит, считайте, дома он будет часа в два, — пока душ примет, пока дойдет… Сейчас было всего десять часов. Рауль не мог отсутствовать столько времени, но он вернется, он не хочет мешать Элизе. — Ну, чего там! — возразила она.
Рауль был очень доволен. Вернувшись в школу, он так и сказал Прашу: —Товарищ тут один. Я побывал у него на квартире — пойду еще попозже, когда он вернется из шахты. Он горняк. Настоящий товарищ, понимаешь? Тебе тоже невредно бы послушать, простофиля! Он нам расскажет, как и что…
К несчастью, около одиннадцати пришел приказ сниматься с места. Отряд будто бы посылали вперед. Вперед? Ну да, поближе к фронту!
Только непонятно было, где он находится — этот самый фронт; насколько они могли ориентироваться, их везли на северо-запад, мимо Гарнса и грандиозных Кульмановских заводов. Они пересекли шоссе, и Жан де Монсэ успел прочесть на дорожном указателе: Ланс — налево, Карвен — направо. Потом миновали городок, который назывался Ванден-ле-Вией. А дальше — Вэнгль… Проехав немногим больше пятнадцати километров, колонна остановилась перед каналом; там были англичане, головной машине пришлось вступить в переговоры с английской дорожной полицией, после чего все переехали через мост, а за ним оказался город.
— Где это мы? — спросил Рауль. Жан прочел надпись: Ла-Бассе…
Было ровно двенадцать часов. И как только они приехали, немецкие самолеты начали бомбежку. Машины свернули, чтобы объехать центральную часть города, где, повидимому, было полно беженцев. А наверху такое шло представление!..
— Что с тобой, Рауль? — спросил Жан. — Бомбежка так на тебя действует?
— Нет, не бомбежка.
Рауль не мог успокоиться, что они уехали раньше двух, не дождавшись Этьена. Опять придется довольствоваться всяким враньем. А сверху так и сыпалось, так и трахало.
— Знаешь, Рауль, маршал Петэн…
— Что, что? Нет, уж погоди, пусть немного поутихнет, тогда и выкладывай свои новости.
Итак, по радио сообщили о реорганизации кабинета министров.[641]
Очередная перетасовка между министерствами иностранных дел и национальной обороны: Рейно отправил Даладье на Кэ д’Орсэ и взял на себя политическое руководство военными действиями, ответственность за них. При этом он подкрепил авторитет своего правительства двумя именами: маршал Петэн занял пост вице-председателя совета министров, да еще словно восстал из гроба Клемансо в лице своего сподвижника Манделя, получившего портфель министра внутренних дел вместо Руа, который вернулся в первобытное состояние. Одновременно Гамелен был просто-напросто отстранен: генерал Вейган, отозванный с Востока и прибывший накануне, возглавил военное командование. Недаром целых десять лет вспоминали слова Фоша: «Если Франция будет в опасности, призовите Вейгана». Так Рейно сразу козырял Петэном, Фошем и Клемансо. Он рассчитывал этим психологическим эффектом загладить все промахи.