Коммунисты

Бомбежка началась ранним пасмурным утром. Впрочем, уже два дня город обстреливали. Накануне сбросили с самолета бомбу, разрушив дом, стоявший на отшибе: вероятно, метили в водокачку. Когда можно было высунуть нос на улицу, в развалинах этого дома набрали материалу для укрепления подвала Бокета. Там стало тесновато — три семейства с малыми детьми да тесть и теща одного из братьев Бокет — не Константена, а Феликса. Сидя в подземелье, ничего не узнаешь, что делается. Когда драгуны ушли, в городе как будто уже не осталось войск, а глядь, по окраинам Карвена забегали марокканцы, а потом алжирские стрелки. Немцы, казалось, не решались войти в Карвен. Шум сражения, происходившего к северу от рабочего поселка, удалился в сторону Секлена, и французская артиллерия даже стреляла оттуда по Карвену… По крайней мере предполагали, что из орудий била французская артиллерия. Это происходило еще в понедельник. А теперь была среда. Все утро громыхал гром, но дождь не собрался. А может быть, грохотала не гроза, а пушки. Немцы, как видно, спешили закончить бой.

Когда стихли раскаты грома, вдруг полил ливень, и тут все заметили, что наступило затишье. Женщинам захотелось подышать свежим воздухом. Катрин осталась дома, у нее хлопот с детишками было по горло. А обе ее невестки вышли из подвала: не беда, если промокнем. Надо же посмотреть, что делается.

Пушки теперь стреляли где-то далеко. Улицы стали такие безобразные — просто смотреть жалко! Дома разрушены, посреди мостовой — воронки от снарядов. Жена Феликса, совсем еще молоденькая бабенка, смело понеслась к площади. И вдруг, стремглав сбежав с лестницы, она ворвалась в подвал с криком: — Немцы! — Все безотчетно высыпали на улицу. Дождь лил еще сильнее. Немцы собрались в конце поселка, перед кафе. А другие — много их — поворачивают на ту улицу, где живут Бокеты. В каждый дом входит немецкий солдат. К Бокету вошел низкорослый эсэсовец, держа по револьверу в правой и в левой руке, и закричал: — Los, los… Männer[698] — Он забрал трех братьев и отшвырнул тестя Феликса, вообразившего, что в шестьдесят пять лет он еще может считаться мужчиной. И вот так из каждого дома выгоняли обитателей на улицу, а потом под угрозой автомата, наставленного в спину, или под конвоем эсэсовцев с револьверами пленных со всех концов поселка сгоняли на главную площадь. Там стоял отряд немцев. Офицеры бросали слова команды. Говорят-то как! Будто лают, ей-богу! Конвойные обходили ряды жителей: — Papiere… Papiere… — Просматривали документы, о чем-то говорили между собой. Что им от нас надо? Пока понять можно было только то, что стариков они оставляли в покое, отсылали домой. Отобранные простояли на площади целый час, подняв руки кверху, а немецкие солдаты обыскивали их, ощупывали карманы: — Kein Revolver?[699] — Люди насквозь промокли… Наконец с неба перестало лить.

Около четырех часов дня всех здоровых, работоспособных мужчин выстроили шеренгами на главной улице и под конвоем верховых погнали из поселка по дороге к Лансу, а навстречу им двигались немецкие войска. Где-то за огородом Бокетов слышались выстрелы. Женщины, оставшиеся теперь дома одни со стариком-тестем, тихо плакали. Только Катрин крепилась, запрещала себе плакать. Она хотела все разузнать. Что намереваются сделать с мужчинами? Она вышла на улицу. Встретились немецкие солдаты. Катрин искала — может, кто-нибудь поймет ее расспросы. Немцы смеялись, качали головой. — Вы говорите по-французски? По-французски вы говорите? — Наконец один нашелся. Он сказал: — Всем увели за то, что ви в Карвен нехорошо делал. Марокканен дрался, ви стреляли из домов… Все мужчина будем расстрелять! — Боже мой!.. Да неужели так сделают? А что ж, ведь в другом поселке, где группы марокканцев сопротивлялись до последнего человека, немцы убивали жителей, убили женщину у ее дома, а больного астмой старика, который не мог идти, штыком пригвоздили к стене. Тело все еще там.

Особенно страшно было в дальнем районе поселка, за бойнями и железнодорожным переездом. Алжирцы и марокканцы стойко держались там, и, преследуя их, немцы обыскивали дом за домом, развалины, подвалы. У отважных бойцов больше не осталось боеприпасов, но они не желали сдаваться, прятались, врасплох нападали из засады на немецкие патрули и, схватившись с врагом врукопашную, сражались холодным оружием… Проливной дождь не умерял яростных схваток. В Острикуре шахту № 4 еще занимали отряды САПД[700] генерала Дама, а сам он был в Лилле с остальными частями своей дивизии.

Около шести часов вечера, пройдя через все еще горевший Курьер, через обезлюдевший, но нетронутый Гарнс, где нагло высился над долиной завод Кульмана, колонна карвенских шахтеров добралась до Луазон-су-Ланс — предместья Ланса, примыкающего к Голландскому городку.

* * *