Комната для живых

Элен. Где вы провели позапрошлую ночь, мистер Деннис? Ведь это ложь, что вы останавливались в деревне, не так ли?

Майкл. Предположим.

Элен. Зачем же вы нам сказали это?

Майкл. Я действительно снял номер…

Элен. Но ваша жена звонила и…

Майкл. К суду привлечены двое, и без согласия Роз ни на один вопрос я не отвечу. Было бы лучше, если бы вы дали мне поговорить с ней.

Элен. Нет, мистер Деннис, вы ее больше никогда не увидите!

Майкл. Весьма мелодраматично, но едва ли выполнимо. (С внезапным страхом.) Не заболела ли она?

Джеймс. Нет.

Майкл. Вы имеете дело не с детьми, мисс Браун.

Элен. Я имею дело с ребенком, мистер Деннис.

Майкл. Формально — да, и то в течение всего лишь года.

Элен. Охотно допускаю, что вы уже не ребенок. Сколько у вас детей?

Майкл. У меня нет детей.

Элен. Зачем вам видеться с Роз?

Майкл. По завещанию…

Джеймс. Продолжайте быть откровенным. Таким вы мне больше нравитесь.

Майкл(уязвленный). Я люблю ее. Это для вас достаточно откровенно?

Элен. Откровенно? Это… это возмутительно. Соблазнить ребенка в день похорон матери!

Майкл. Разговор в стиле дешевых романов, мисс Браун.

Элен порывается ответить, но Джеймс прерывает ее.

Джеймс. Ты уже кончила спрашивать, Элен? Теперь оставь нас одних.

Элен. Ты слышал, что он себе позволяет?

Джеймс. Не надо сердиться. Конечно, когда нам причиняют боль, это всегда вызывает раздражение, гнев. Но в данном случае дело не в нас. Вопрос идет о людях более значительных.

Элен. Это ты его считаешь более…

Джеймс. Да, считаю. Мы с тобой имеем какое–то значение в лучшем случае для самих себя. А он дошел лишь до середины жизненного пути. Он более нас способен страдать.

Элен. Пожалуйста, без проповедей, Джеймс.

Джеймс. Прости. Иногда я вдруг вспоминаю, что я священник. Прошу тебя, — уйди.

Элен. Джеймс, обещай по крайней мере…

Джеймс. Элен, я не выношу, когда твой голос начинает звучать на одной ноте. Мы с тобой оба слишком близки к смерти…

Элен. О, ты совершенно невыносим! (Уходит.)

Пауза.

Джеймс. Я знал, что это слово подействует.

Майкл. Какое слово?

Джеймс. Смерть. Пауза. Так что же нам делать с ней?

Майкл. По–моему, мисс Браун вполне может…

Джеймс. Я говорю о Роз. Ей известно, что вы женаты?

Майкл. Разумеется.

Джеймс. Вы, кажется, говорили, что сегодня это уже второй допрос?

Майкл(беспокойно шагает по комнате, время от времени останавливаясь возле кресла Джеймса). Когда вчера вечером я пришел домой, жена уже удалилась в свою комнату и заперла дверь. Как присяжные — после допроса свидетелей. Сегодня утром она прочла мне приговор.

Джеймс. И он был справедлив?

Майкл. А вы верите в справедливость? (С гневной иронией.) Ода, я позабыл! Вы верите в справедливого господа бога. Во всеведущего судию.

Джеймс. Справедливость этого рода не имеет ничего общего с правосудием. (Поворачивает голову, следя за продолжающим шагать Майклом.) Бог не судит — он просто поступает правильно. Ему известны все наши побуждения — и сознательные и бессознательные. Поэтому–то он и милосерден.

Майкл(остановившись возле кресла Джеймса).

На ваш взгляд, я просто немолодой мужчина, которому жена не желает дать развода.

Джеймс. Это не было бы выходом из положения.

Майкл. Но я хочу жениться на Роз.

Джеймс. Вам лучше просто жить с ней. Это бы ее меньше обязывало.

Майкл. Как я ненавижу вашу логику!

Джеймс. Временами я ненавижу это безногое тело. Но разве моя ненависть в силах что–нибудь изменить? Ненавидеть факты — пустая трата времени.

Майкл. Я верю в иные факты.

Пауза.

Отец, среди нас, психологов, тоже бывают еретики. Я верую в анализ сновидений, но подчас я вижу такие простые, такие короткие сны, что в них как будто и нечего анализировать: какие–то очертания, краски, ощущение красоты — и все. Тогда я отказываюсь заглядывать глубже.

Джеймс. Вы это к чему?

Майкл. О, я могу проанализировать собственную любовь. Могу полностью изложить все ее основания. Тут и гордость, что меня полюбила девушка, и мысль о том, что жизнь мчится к концу, и ощущение последнего подъема перед старостью, и обаяние невинности, когда, уже перестав в нее верить, сталкиваешься с ней — это так же неожиданно, как встреча с единорогом в Гайд–парке. Да, отец, анализу можно подвергнуть все! Но иногда начинаешь думать: а стоит ли? Ну, предположим, я и назову это неврозом страха, а после этого на меня оглянется лицо — юное, сияющее, прелестное… Так зачем же мне объяснять свою любовь каким–нибудь мудреным образом?