Комната лжи

Она сама начинает плакать и придвигается поближе. Не касается меня, но близка к этому.

Говорит: «Я не знала, о чем ты думаешь. Все, что писали газеты, о чем тебе говорил отец… Я волновалась. Я не знала, что творится у тебя в голове».

А потом она говорит, что рада. «Звучит жестоко, но это так, Джейк. Я рада, что ты чувствуешь именно это. Потому что если ты сожалеешь, то мы сможем это пережить. Если ты это признаешь, мы сможем все преодолеть».

Типичная мама. Понимаешь? Все время рвется все решать, хотя иногда решить проблему невозможно. Я отворачиваюсь к стене.

«Джейк, послушай», – говорит она и кладет ладонь мне на плечо. Медленно, словно проверяя, не горячий ли я, или словно боится обжечься. И потом поворачивает меня и говорит: «Сейчас тебе так не кажется, но путь вперед есть всегда. Всегда. Способ преодолеть прошлое».

Я не отвечаю. Просто лежу и пытаюсь стереть слезы.

«Первый шаг – признать ответственность, – говорит мама. – Делать вид, что ничего не произошло, как мы? Нет, это никому не поможет. Ничего не решит. Согласен?»

Наверное, я согласен, так что киваю и от этого еще сильнее начинаю плакать. А вот о чем я думаю, но не говорю вслух – признание ответственности тоже не помогает. Я пытался. Без толку.

Мама продолжает: «Следующая ступень – найти способ возместить ущерб, исправиться. Понимаешь, что это значит? Доказать, что ты сожалеешь. Мне кажется, если ты ничего не делаешь, никогда не сможешь идти дальше. Так и будешь все это чувствовать, никогда не избавишься от боли, которую испытываешь».

Как-то так я себя и чувствовал. Словно нет пути вперед, и нет пути назад, и я заперт у себя в голове.

И ты. Ты все время тут. Думаешь, что я тебя ненавижу, что я злюсь, тогда как единственный, на кого я злюсь – на самого себя. Это не твоя вина, что ты меня не понимала. Я виноват, что не смог заставить понять. Я провалился, как во всем, за что брался, за всю свою никчемную жизнь.

«Все так запуталось, – внезапно продолжает мама. – Все! Я не понимаю, Джейк. Я ничего не понимаю. Что случилось, что ты натворил…»

Она качает головой, утирает слезы. Но я вижу, она в ярости. Я совершенно точно знаю, что она винит меня.

«Элисон, – говорит она, заталкивая гнев поглубже. – Я знаю, она уехала, но если бы была возможность прямо сейчас передать ей, насколько ты сожалеешь».

Она многозначительно смотрит на меня. И тут я замечаю. Выход, о котором говорила мама. Я понимаю, что она пытается мне сказать. Она ведь даже сказала это вслух: Не знаю, смогла ли бы я с этим жить. Она продолжает: